Наталья Павлищева - Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без

Старый слуга кивнул:

– Сделаю, барыня.

Эх, жаль Пушкиных… А Наталью Николаевну жалко особо, молодая, красивая, ей бы только и порхать, а у нее и деток вон сколько, и забот, и родственников тоже… Денег просит у братца… Да ведь кто же просто так денег даст, небось и у брата не лишние. Сам он готов душу отдать за своих хозяев, ежели бы это помогло Александру Сергеевичу из долгов выпутаться, но остальные-то слуги, особо те, кто по найму, платы требуют. Да ладно бы слуги, и жилье снимать надо, и выезд держать, и есть-пить тоже на что-то надо… А у Александра Сергеевича вокруг одни долги.

– Куда это Никита отправился?

Наталья Николаевна чуть поморщилась с досадой: надо же, не Пушкину или сестрам, так тетеньке навстречу попался. Вот так всегда – солжешь, непременно попадешься!

– Я на прежней квартире, кажется, брошь забыла. Отправила, чтобы посмотрели.

– Ты, мать моя, врать никогда не умела и не учись. И брошей у тебя не столько, чтобы через полгода про них вспоминать. Куда Никиту отправила, к ростовщику?

– Нет, – вздохнула Наталья Николаевна. – Брату письмо повез на почту.

– А чего ж тайно? Денег просишь и чтобы муж не узнал?

– Попросила у брата увеличить мне содержание, чтоб не меньше сестер присылал.

– Правильно, и от матери тоже помощи требовать надо. Только требовать, Наташа, а не просить. Они ведь тебе должны не меньше, чем братцу Ивану, чего ж просишь?

– Но у Дмитрия тоже деньги не лишние…

– Э-эх! – с досадой крякнула тетка. – Никогда тебе, Наташа, богатства не видать!

А та вдруг расплакалась:

– Какое тут богатство, концы с концами свести бы.

– Что, не пошел журнал, что ли?

– Не пошел… И первый еще не распродали, а уж второй напечатан. Подписчиков едва 700 человек набралось, а отпечатано 2500 экземпляров. Хотя бы типографские расходы покрыть, а долгов сколько. Сезон начинается, сестер вывозить надо, ни на что денег нет. И квартиру пора снимать…

Екатерина Ивановна очень любила Наташу, хорошо относилась и к Пушкину, она, сколько могла, помогала, шила платья, давала свои украшения, делала подарки детям. Но теперь сестер стало трое, и вместо одного наряда для Наташи требовались целых три, а значит, либо расходы втрое увеличивать, либо подарки делать реже. Что и происходило. Тетка старалась, но и содержать племянниц полностью ей не по силам.

Пушкин вернулся из Петербурга, блестя глазами, чем-то очень довольный.

– Что, Саша, журнал забрали?

Улыбка мгновенно сползла с лица. Наташа поняла, что все плохо, но ведь что-то же обрадовало мужа, она принялась теребить его:

– Скажи, что хорошего в Петербурге?

– Я квартиру нашел. Завтра хотел тебя свезти, показать.

– А что же ты хмуришься?

– Журнал не берут.

– Это пока, лето, все на дачах, вот вернутся и сразу раскупят!

– Ты полагаешь?

– Конечно. Не всем же по подписке брать? Кто-то не успел подписаться, кто-то забыл с дачными хлопотами…

Как бы Пушкину хотелось верить жене!

– Таша, расскажи про дом, где он, что он? – Сестры засыпали Наталью Николаевну вопросами, словно не они, а она старшая. Временами Наталья Николаевна так и чувствовала себя – старшей, едва ли не теткой своих сестер. Они жили у нее в доме. Под ее опекой, ее заботой, ее ответственностью.

– Это дом Софьи Григорьевны Волконской на Мойке с видом на особняки Первой Адмиралтейской. И Дворцовая площадь тоже отчасти видна.

– Ах, прекрасно, мы почти у Зимнего! А что сама квартира?

– Она куда меньше нашей прежней, всего одиннадцать комнат, зато весь нижний этаж и службы хорошие. Однако надеюсь, всем места хватит, и нам, и слугам, и лошадей поставить найдется, шесть стойл наши, и много что…

Александра Николаевна осторожно поинтересовалась:

– Таша, а что стоит?

– 4300 рублей в год с уплатой за три месяца вперед.

– Это много…

– Много, да только Пушкину к архиву и его Коллегии близко. И нам хорошо, Нева рядом, станем на набережную не только ездить, но и ходить гулять!

Наташа не смогла за показной веселостью скрыть от сестер озабоченность. Конечно, место отменное, но и денег требовало таких, которых у Пушкиных не было.

Снова деньги… При одной мысли о них настроение портилось. Им нельзя было жить так широко, но и не жить тоже нельзя. Пушкины переехали в квартиру на Мойке, которая была им не по карману, потому что те, кто ежедневно вращается при дворе и ездит на балы в Зимний, Аничков, на Дворцовую или Английскую набережную – в избранные особняки, – не могут ходить пешком и жить в Коломне. К парадному подъезду императорского Аничкова дворца за первой красавицей Петербурга не может подъехать простая колымага. И одеваться у портнихи с окраины она тоже не может, положение обязывает делать это в модной лавке. И туфельки у нее тоже должны быть не откуда попало.