Дороти Даннет - Весна Византии

Вскинув руку, Дориа торопливо допил вино.

― Дражайший мессер Никколо, признаюсь сразу: я не получал никаких указаний из Генуи. Разумеется, они хотят видеть меня в качестве своего консула в Трапезунде, но больше их ничего не интересует. Они не строят никаких интриг против Флоренции, однако… Я ведь тоже должен зарабатывать себе на пропитание. Кроме того, я люблю позабавить себя и других. Должно быть, люди серьезные в глубине души презирают меня за это… Но едва ли вам следует питать опасения на мой счет, ведь вы окружены солдатами, и среди ваших служащих такие достойные люди, как лекарь, стряпчий и присутствующий здесь капеллан. Если я и впрямь пытался строить какие-то козни, то позорно потерпел неудачу. Вы ― флорентийский консул и вскоре отплывете в Трапезунд. Что я могу сделать, чтобы помешать вам?.. И зачем?

― Потопить мой корабль, украсть товар, подать крепленое вино, ― предположил Николас.

― Мне его разбавить? ― осведомился Дориа. В глазах, блестящих, как у фазана, на миг мелькнула насмешка.

― Только если вам самому это необходимо, ― отозвался фламандец. ― Ведь вскоре у нас появится повод для празднования. Сколько вы хотите за свой корабль со всем его содержимым?

Дориа медленно распрямил спину. Изящно очерченные губы растянулись в радостной улыбке.

― Щедрый жест, дражайший мессер Никколо! Вы разорите семейство Медичи! Какой соблазн…

― Тогда соглашайтесь, ― объявил Николас. ― Это избавит вас от неприятного плавания в феврале, от войны с турками или со мной. ― Голос его по-прежнему звучал любезно, но Годскалк видел, как эти двое сцепились взглядами. Затем с едва слышным вздохом генуэзец отвернулся.

― Увы! Даже если вы смогли бы занять столь крупную сумму…

― Смогу, ― подтвердил фламандец.

Годскалк посмотрел на него, Пагано Дориа ― тоже.

― Я вам верю, ― кивнул он. — И все же в Трапезунде, мессер Никколо, я рассчитываю заработать несравненно больше. Разумеется, я ни в чем не намерен мешать вам. Денег там хватит на всех. Земля Золотого Руна, земля Колхиды, куда отправился крылатый овен, дар Гермеса… В те земли Язон отплыл на «Арго», по совету деревянного оракула. Там он заручился поддержкой Медеи, засеял поле зубами дракона и вырастил на нем воинов… ― Он коротко хохотнул. ― В Бургундии в честь него назвали орден. Орден, призванный сплотить людей для освобождения Константинополя. Чтобы поднять весь христианский мир, как надеется этот глупец, фра Людовико… Но государством нельзя управлять молитвами ― кто же это сказал, а?.. Так что великий орден Золотого Руна на самом деле был придуман герцогом Филиппом в честь руна своей возлюбленной. Вы слышали об этом?

― Разумеется, ― подтвердил Николас. ― Но кем же вы хотите быть? Язоном? Овном? Или драконом?

― Я не столь честолюбив, ― возразил генуэзец. ― Меня вполне устраивает оставаться Пагано Дориа. Я собираюсь в Трапезунд. Возможно, в чем-то мы будем соперничать. Я не обещаю стать легкой добычей, но вы вправе ответить мне тем же. Если боитесь или не верите, то можете сообщить обо всем в Милан ― и пусть они меня остановят. Но я чувствую в вас отвагу, страсть к риску и приключениям, а это противоречит старческой расчетливости. И тем не менее, решать все равно вам.

Годскалк покосился на Николаса. Тот казался совершенно трезвым, хотя на щеках проступил румянец, а глаза лихорадочно блестели. Он не сводил взгляда с генуэзца. После долгого молчания бывший подмастерье проронил:

― Да будет так.

Лицо торговца озарилось улыбкой. Теперь священник видел, что это лицо ― искусная маска, и в выражении его улавливал не только довольство исходом встречи, которая могла бы стать для него роковой… Нет, это был выплеск незамутненного восторга, как у человека, сделавшего шаг по пути, через насмешки и препятствия ведущему к богатству и славе.

Тем временем Николас поднялся. На его лице Годскалк не мог прочесть ровным счетом ничего. Поставив бокал, без единого слова благодарности или прощания, он развернулся и вышел прочь. Во дворе фламандец миновал невысокую, нарядно одетую женщину, чье лицо было скрыто вуалью. Из украшений на ней были крупные золотые серьги… Отец Годскалк, заторопившийся следом, ее вообще не заметил.

Из-за того, что в тот день она нарушила приказ и оказалась во дворе, Катерина де Шаретти впервые поссорилась со своим женихом. Ей это понравилось. Не то чтобы ей уже столь прискучила его забота, но иногда для разнообразия неплохо, и когда тебя немного побранят. Она помнила, как отец порой ругал ее ― и какие потом покупал замечательные подарки…