Явдат Ильясов - Тропа гнева

Запели флейты. Фаланга отчеканила шаг. Коэс по обычаю греков, запел эмбатерию — боевую песню:

Воины подхватили хором:

Эллины громко ударили копьями о щиты: звон меди пугает вражеских коней.

Гоплиты снова загремели оружием.

Топот конницы массагетов нарастал. И когда массагеты уже нависли над греками, Коэс отвел руку с копьем назад и изо всех сил метнул его в апасаков. Сотни бронзовых жал пронзили воздух. Сотни острых наконечников с хрустом вошли в тела массагетов. Сотни апасаков рухнули под ноги скакунов.

Греки перехватили из левых рук в правые длинные, по четыре локтя, копья для рукопашного боя, выставили вперед широкие листовидные наконечники и встали как вкопанные плечом к плечу, стиснув зубы. Конница массагетов бурным валом грянула на фалангу, замерла и схлынула, изрыгая потоки крови. Датис, бросил с боков остатки своей конницы. Поредевших массагетов рубили без пощады и гнали до городища, не давая передышки.

Островитяне вышли из чащи и ударами дубин опрокинули отряд персов. Полудиких воинов истребляли десятками, они сокрушали врагов сотнями и бились до тех пор, пока все не полегли у стен городища. Ни один из них не закричал от страха и не побежал. Благодаря отваге островитян три или четыре отряда конных массагетов успели уйти в заросли. Оставшиеся с боем отходили к башням крепости.

— К воротам! — взревел Датис. Голос полководца потерялся в шуме сражения, подобно крику гиены во время урагана. Датис сомкнул веки, схватился скрюченными пальцами за волосатое лицо и застонал: если массагеты, пропустив своих воинов, успеют закрыть ворота, сражение затянется, превратится в долгую осаду, погибнет много персов и сын Гистаспа свернет Датису шею.

— Ахурамазда, помоги! — взволнованно прошептал Датис.

Но Ахурамазда не помог. Массагеты напрягли последние силы и отразили натиск эллинов, ассирийцев и спешенных персов. Они вошли в городище и закрыли ворота. Перед воротами возвышались груды искалеченных тел. Вопли раненых воинов сверлили мозг Датиса. Полководец уныло вздохнул и спрыгнул с коня.

Персы приволокли к Датису самого Кунхаза; потеряв Сохраба на поле боя, старейшина апасаков решил пробиться в городище, чтобы спасти Фароат. Воин из отряда Бахрама опознал его в толпе схваченных массагетов и выдал персам. На голове апасака, выше правого виска, зияла рана. Со слипшихся волос падали тяжелые капли.

— Ты, старейшина блох! — Кунхаза швырнули под ноги полководца. — На тебя взирают очи Датиса!

Кунхаз приподнялся. Взгляд его остановился на темном лице персидского военачальника. Апасак смотрел на него некоторое время, потом, как бы раздумывая, усмехнулся, пробормотал ругательство и уронил окровавленную голову на песок. Датис снял шлем и отер лицо полою хитона. Руки его дрожали. Пленение Кунхаза — это. заслуга, но сын Гистаспа все равно не простит Датису гибели тысячи воинов.

Дарий подъехал к месту боя и расспросил военачальников о подробностях сражения. На его обветренных губах выступила пена.

— Конница!.. Где моя конница? — крепко сжимая ногами бока лошади, царь наклонился и схватил Датиса за плечо. — Ты погубил четыре тысячи моих всадников! Убито пять тысяч моих пеших воинов!..

Ахеменид рывком разорвал пестрые одежды полководца. Датис сокрушенно вздохнул и молча развел руками. Он понимал Дария и умирал от стыда. Датис был бы рад, если бы сейчас внезапно провалился под землю. Подумайте — куча жалких массагетов едва не разгромила самого Датиса! Если бы не греки… Мир, еще утром такой лучезарный, потускнел перед глазами полководца.

Командиры греческих наемников, не привыкшие к повадкам варваров, глядели на царя, не скрывая изумления. Гобрия испугался, что царь в гневе совершит непоправимое. Советник ударом пяток погнал коня вперед, подлетел к повелителю и стиснул его сухое запястье так, что лицо Дария побледнело.

— О господин! — воскликнул мудрец подобострастно, однако не ослабил хватки. — Ты одержал над массаге- тами великую победу. Враг растоптан. Слава тому, кто сложил голову во имя Ахурамазды! Взгляни на этот город — там тебя ждет богатая добыча.