Кристофер Хибберт - Королева Виктория

Это случилось в 1872 г. Чем больше старела королева, тем больше пили ее придворные слуги. Мари Адин, которая в 1887 г. стала фрейлиной королевы, говорила, что «от стражников всегда разит виски, и они почти никогда не могут нормально ответить на звонок у двери и просто торчат, как истуканы» (Victor Mallet, «Life with Queen Victoria», 215).

Достопочтенный Александр Йорк, пятый сын четвертого графа Хардвика, который появился при дворе в 1884 г., был любимчиком королевы. Она обожала его за изысканные манеры и умение вести себя в любой ситуации. Другие же придворные не одобряли его развязность и осуждали некоторые странности в его поведении. Так, например, он любил носить в петлице огромные цветы, а когда однажды пришел во дворец с огромным пионом, леди Литтон удивленно посмотрела на него и спросила Остина Ли, личного секретаря своего мужа, неужели мужчины до сих пор носят в петлице цветы. «Ну, — невнятно пробормотал тот, — во всяком случае, не такие большие, как у Алика» («Lady Lytton's Court Diary» 97).

Через две недели после смерти леди Эли королева отправилась в закрытой карете от Паддингтона до кладбища Кенсал-Грин, чтобы возложить букет цветов на ее могилу. «Там собралась огромная толпа людей, — записала она в дневнике. — Мы не могли понять, почему они собрались, и подумали, что, вероятно, там должно было что-то произойти. Однако вскоре выяснилось, что они специально приехали, чтобы взглянуть на меня... Людей было так много, что мой частный визит туда оказался полностью испорченным. И все же я была чрезвычайно рада, что все они оказались свидетелями моей искренней любви к своей фрейлине и к своему другу» (Queen Victoria's Journal, 27 June 1890).

Королева все же сохраняла ясность и четкость в изложении своих мыслей, отчего ее речь всегда отличалась изысканной выразительностью. В октябре 1898 г. недавно назначенный членом Тайного совета сэр Алмерик Фицрой побывал на своем первом заседании и позже отметил в мемуарах: «Это был впечатляющий спектакль. Войдя в небольшую и плохо обставленную комнату, я обнаружил там одинокую, располневшую женщину, которая восхищала и изумляла весь мир, а на врагов нагоняла страх и ненависть. Она действительно излучала какую-то невидимую энергию и совершенно невыразимое достоинство... Она указала едва заметным движением руки на место, которой я должен занять... с необыкновенной ясностью в голосе приступила к рутинной церемонии, повторенной ею уже более шестисот раз» (Sir Almeric Fitzroy, «Memoirs», i, 2).

За исключением тех дней, когда королева пребывала в трауре от безутешного горя, она довольно часто веселилась и охотно поддавалась неконтролируемым взрывам смеха. Когда известный скульптор Джон Гибсон работал над ее скульптурой, он спросил, можно ли ему измерить ее рот. «Эта просьба была Настолько неожиданной и забавной, что королева долго не могла успокоиться и всё время пыталась закрыть рот, но каждый раз снова взрывалась от хохота» (Sarah A. Tooley, «The Personal Life of Queen Victoria», 142).

В равной мере королева была довольна более ранним портретом, который Генрих фон Ангели написал для нее еще в 1875 г. Правда, она считала его немного «абсурдным», так как там она была изображена «смотрящей на себя в зеркало». По ее мнению, художник изобразил ее «честно, с нескрываемой лестью и с высокой оценкой ее характера». В 1887 г. ей показали «эту фотографию, которая была сделана во время ее золотого юбилея». Ее дочери были возмущены тем обстоятельством, что репродукции этого портрета продаются на всех улицах Лондона, и потребовали прекратить это безобразие. Однако королева была против. «Я думаю, что это очень удачная работа, — сказала она. — У меня нет никаких иллюзий относительно моей внешности». Действительно, она как-то сказала старшей дочери, что прекрасно осознает, что у нее «безобразное и старое лицо» («Journal and Letters of Reginald, Viscount Esher», 1934, i, 160).

Судя по всему, королева не очень внимательно прочитала предпоследний роман Дизраэли под названием «Лотар». Однажды, отвечая на вопрос герцогини Эдинбургской, читала ли она эту книгу, королева не без гордости ответила, что ее, вероятно, можно с полным основанием считать единственным человеком, кто удосужился это сделать. После этого герцогиня спросила, не считает ли она Феодору божественной героиней, которая с огромным энтузиазмом выступала за свободу и независимость Италии. «Королева выглядела слегка озадаченной и сбитой с толку. Было бы ужасно-неловко, если бы герцогиня не ушла от этой темы разговора» (Stanley Weintraub, «Victoria», 412).