Макс Галло - Тит. Божественный тиран

Я закрыл глаза и представил, как она стоит на стенах Масады и бросает вызов Риму.

Убедив себя, что Леде удалось проникнуть в последнюю еврейскую крепость, название которой никто не осмеливался произносить в присутствии Тита, я отправился в Масаду.

Каждый раз, когда гонец от наместника Иудеи Флавия Сильвы прибывал во дворец, Веспасиан незамедлительно принимал его. Все следили за лицом императора, которому Тит, не торопясь, зачитывал послания.

В Масаде оставались несколько сотен сикариев под командованием Элеазара бен-Иаира. Высокий осадный вал, который велел построить Флавий Сильва и по которому мог бы передвигаться таран, не был завершен. Поэтому к стенам укрепления нельзя было подогнать машины для осады, катапульты и тараны. Сикариям удалось осуществить несколько смелых вылазок. Флавий Сильва просил прислать ему для подкрепления несколько когорт и еще еврейских рабов.

Веспасиан возмутился: у Сильвы было уже десять тысяч человек и пять тысяч рабов. Неужели этого недостаточно, чтобы покончить с горсткой евреев?

Он повернулся к Иосифу Флавию и Тиберию Александру, которым эта местность была хорошо знакома. Оба напомнили, что Масада находится в пустыне, а римские войска разбили лагерь у подножия горы и запасы пищи и воды необходимо ежедневно пополняться из оазиса Ен-Геди, который находится в нескольких часах ходьбы по удушающему зною, вдоль берега Мертвого моря, над которым все время стоит раскаленный желтый туман.

Лицо Веспасиана исказилось сильнее, чем обычно. Казалось, будто он испытывает сильную боль. Он жестом отослал гонца, пожал плечами и пробормотал, что война в Иудее завершена, а эти сикарии подохнут от голода и жажды, поскольку Флавий Сильва окружил гору осадным валом.

Иосиф Флавий подошел к императору и тихо сказал, что царь Ирод вырыл посреди крепости водоемы, в которых может храниться запас воды, достаточный, чтобы в течение нескольких месяцев, а может, и лет, поить сотни человек. А сухой климат и чистый воздух позволяют сохранить запасы продовольствия целыми и невредимыми.

Веспасиан выругался, покачал головой и вышел из зала.

— Не говорите мне больше о Масаде до того дня, когда она превратится в груду руин, под которыми будут погребены эти евреи! — сказал он, уходя.

Леда наверняка была среди них. Я снова и снова видел ее во сне, и каждый раз она стояла на вершине горы, на которую я силился подняться. Вокруг меня падали камни, делая подъем смертельно опасным. Я шел по извилистой тропинке, перелезал через камни, пытался протиснуться между ними, ударялся о стену укрепления и становился мишенью для еврейских лучников и пращников.

Когда однажды Иосиф Флавий и Тиберий Александр упомянули о дороге, называемой Змеей, которая представляла собой единственный проход к Масаде, я тотчас вспомнил о тропинке, которую видел во сне.

Тогда я решил отправиться в Иудею.

Я увидел Масаду. Я и представить себе не мог таких мощных укреплений, созданных самой природой. Крепость, похожая на каменную глыбу, возвышалась посреди пустыни на острых скалистых гребнях. Она была огромна, и ее тень накрывала весь римский лагерь. Я поднялся на насыпь из белого песчаника, который примыкал к стене укрепления. Тысячи рабов-евреев, подгоняемые бичами легионеров, перевозили землю и камни, чтобы выровнять, приподнять и продлить ее, превратив в мост.

Я простоял на краю насыпи всего несколько мгновений. Воздух был таким сухим, что губы и кожа потрескались. Из пустыни дул ветер. Казалось, что тысячи дротиков пронзают меня, и раскаленный песок забивает рот.

Я спустился к лагерю. В палатке было невыносимо душно, и я решил сесть снаружи в крошечном прямоугольнике тени, которую она отбрасывала на каменистую почву.

Хотелось пить, но вода из оазиса Ен-Геди была такой соленой и горячей, что пришлось ее выплюнуть. Однако жажда была нестерпимой, и я снова смочил лицо и губы. Мне показалось, будто кожа покрывается белой соляной коркой, которую я видел на берегу Мертвого моря.

— Завтра, — сказал Флавий Сильва, подсаживаясь ко мне, — я прикажу загнать осадные машины на насыпь.

Он говорил, будто обращаясь к самому себе, скрестив руки, уперев локти в колени, наклонившись вперед.

— Эти евреи вообразили, что я сдамся, — продолжал он. — Они больше не атаковали нас, настолько уверены в том, что наши ядра не смогут перелететь через стены крепости, а нашим таранам не расшатать их укреплений. Они еще не знают, насколько упорны римские солдаты.