Лев Рубинштейн - Чёрный ураган

И в ответ раздавался хор мужских и женских голосов:

Конь несёт Джесси по длинной и прямой, как стрела, каштановой аллее, и ей грустно. Перед ней большой дом её дяди — красноватое кирпичное строение с высокими трубами и широкими окнами, когда-то щеголеватое и нарядное, а теперь посеревшее, потемневшее, с нежилыми пристройками, с обломанными ступенями крыльца.

Сарай с обвалившейся крышей, подпёртой жердями, закопчённая кухня для господ (каменная) и кухня для слуг (глинобитная), тщательно охраняемая конюшня, которая выглядит новее и прочнее, чем сам дом. Огороды, зарастающие жимолостью и вереском, одинокие жерди на месте бывшего забора, одинокие, унылые фигуры негритянок на огородах… Мисс Джесси было грустно, когда она слезала с лошади и передавала уздечку пожилому, привычно улыбающемуся негру.

В гостиной на тёмно-красном плюшевом диване сидел мистер Эдвард Бродас, дядя Джесси. Это был бледный, рано постаревший человек, с густыми бровями и седыми волосами. Глаза его были окружены синевой, дышал он шумно и тяжело и пугливо поглядывал на доктора Томпсона, который возвышался перед ним в кресле.

Доктор (в просторечии «док») Томпсон был мужчина грузный и величественный, с коричневыми бакенбардами, свисавшими с жирного лица, и золотой цепочкой от часов, которая болталась на жирном животе. Вид у него был многозначительный и таинственный, как у многих сельских врачей, когда они приезжают к пациенту за тридцать миль.

— Ваш надсмотрщик, сэр, в сущности, болтун, — певучим голосом говорил Томпсон, — хотя его и прозвали «Удар грома»! Я не вижу хозяйского глаза на этой плантации. Когда-то, ещё на моей памяти, вы продавали табак. А теперь? Вы мечетесь то в одну, то в другую сторону, но неизвестно, чем торгует ваша плантация. Устрицами?

— Постойте, док, у нас есть ещё лес, — пробовал возразить Бродас.

— Лес? Скоро от него ничего не останется. За лесом надо ухаживать, а не рубить где попало. Кто у вас главный лесовод? Черномазый Бен Росс? Что он соображает?

— Я не один, — оправдывался Бродас. — У Стюартов тоже был табак, а теперь они растят маис.

— В том-то и беда, сэр, что в этом графстве нет никакого порядка. Бог знает, сколько вы проживёте (я желаю вам перевалить за сто лет), но сердце у вас плохое. Что же вы оставите мисс Джесси? Пустой дом?

Бродас опустил голову:

— Я надеюсь, что это будет не так скоро…

— И я надеюсь, но все мы пылинки под стопой провидения (Томпсон любил закруглённые и возвышенные обороты речи), все мы игрушки в руках нездешних сил… Надо думать об этом сейчас, а не в последнюю минуту, сэр!

— Что вы можете предложить, док?

— Я уже говорил вам: продавать черномазых. Их у вас, кажется, больше, чем дубов в лесу. Да, да, продавать! В конце концов, негр обходится вам не больше тридцати долларов в год, а получите вы за него от восьмисот до полутора тысяч…

Джесси быстро прошла через гостиную, присела перед Томпсоном, который, изящно наклонив голову, пробормотал что-то любезное, и поднялась по скрипучей лестнице на галерею.

Снизу слышался рокочущий бас доктора:

— Со времени гнусного бандита Ната Тэрнера, в соседней Виргинии, которая, согласитесь, сэр, имеет полное право называться первым штатом Америки, неграм запрещается расхаживать по ночам. У нас же, в Мэриленде, вы увидите фигуры, которые шныряют из хижины в хижину в то время, когда им полагается спать. Я сам слышал шёпот — это они сообщают друг другу новости. Уверяю вас, что никакой телеграф не в состоянии их опередить. Они всё знают раньше нас. Днём вы можете встретить на дороге негра, у которого нет пропуска. Вы можете его арестовать, но он сошлётся на то, что масса послал его за хворостом, и масса его поддержит. Вы даже можете увидеть группы по пять-шесть негров. Зачем неграм собираться такими большими компаниями?

— Что тут опасного? — слабо пролепетал Бродас.

— Что? Два негра — это сплетни, три негра — это подозрительные сплетни, четыре — это заговор, пять — это бунт, шесть — это восстание, больше шести — это всеобщая гибель! А что они поют? Какой такой Мойсей, которого они призывают сойти на землю египетскую?

— Стоит ли вам напоминать, мистер Томпсон, что Мойсей — библейский пророк…

— Какое дело неграм до Египта? Мойсей — это бунт, а Египет — это южные штаты. Они даже святую библию умудрились переделать на свой лад. Если бы я был… гм… губернатором этого штата, я вообще запретил бы неграм разговаривать.