Лев Рубинштейн - Честный Эйб

— Почему это я без тебя фитюлька?

— Потому, что ты мой сон. Настоящий-то Авраам Линкольн это я!

— Из этого ничего не следует. Без меня ты лишишься сна.

И сонный Эйб зашагал прочь, широко ставя свои огромные ноги, как настоящий Эйб.

И тут настоящему Эйбу стало ужасно тоскливо, так тоскливо, что он захотел проснуться, только бы тот, сонный Эйб не уходил от него. И он проснулся.

Сквозь изогнутые ветви вяза светила полная луна. Эйб проспал весь день.

В чаще леса послышался крик. Сначала это было низкое ворчание, потом голос стал выше и перешёл в пронзительный визг. И сразу оборвался.

— Пантера или рысь? — сказал Эйб. — Скорее, рысь. Схватила кого-нибудь.

Эйб оглянулся по сторонам. На светлом ещё небе сучья деревьев казались руками чудовищ. После тёплого дня сразу стало холодно. Сырой холод заползал за ворот куртки и отзывался дрожью в животе и в ногах.

У «Робинзона» написано, что человек не должен бояться ни темноты, ни одиночества. Этот Робинзон был просто необыкновенно рассудительный парень: когда ему становилось страшно, он начинал рассуждать или подсчитывать.

Эйб тоже стал рассуждать. Земля эта ничья. Если построить здесь, на полянке, шалаш и расчистить акров пять под кукурузу, получится неплохой участок. Вода здесь должна быть неподалёку, что же касается до утвари…

В кустах раздался шорох. Эйб встал на колени и взялся за рукоятку топора.

В густой, чёрной листве дерева вспыхнули и погасли два зелёных огонька. Это были глаза дикой кошки.

Эйб усмехнулся. Он знал, что дикая кошка нападает на человека, только если её разозлить. Итак, надо будет вернуться на отцовскую ферму и прямо объявить, что он, Эйб, отделяется от отца и будет теперь жить самостоятельно. Жаль только, что Эйб не знал законов. Можно ли в шестнадцать лет стать самостоятельным фермером?

Ах, как жаль, что тот, второй Эйб только приснился ему во сне! Хорошо было бы, если б здесь был ещё кто-нибудь. Ведь был же у Робинзона индеец Пятница!

Хорошо бы, если б здесь был, например, дядя Деннис, или Сара Буш, или Кэйт Роби…

О нет, только не Кэйт Роби!

Хорошо бы даже, если б здесь был кто-нибудь из «мелкоты»… Но с ними уж больно много возни. Вдобавок им надо непрерывно менять штаны.

— Леди и джентльмены! — негромко сказал Эйб.

Никто ему не ответил. И теперь, когда он будет жить в глуши леса, никто никогда ему не ответит. Там, на Малом Голубином Ручье, по вечерам будут трещать чурки в очаге, и мерно жужжать прялка Сары Буш, и дядя Деннис, лёжа на шкуре, будет ворчать: «Ах, тресни моя башка, что за парень этот Эйб! Начитался разных историй и думает, что он умнее всех!»

И вдруг, словно внутри Эйба, послышался тихий голос:

— Эйб, вернись к людям!

Эйб знал, чей это голос, — это был тот, другой Эйб, который приснился ему во сне. Он сделал вид, что ушёл, а на самом деле он здесь.

— Помалкивай, — сказал настоящий Эйб. — Я вольный западный поселенец, я делаю что хочу.

— Что за радость быть свободным в одиночестве? — упорствовал внутренний Эйб. — И какая свобода была у расчётливого Робинзона? Это не свобода, а беда!

— А что за свобода, — не сдавался настоящий Эйб, — если тебе не дают читать книги и расширять познания?

— Убеди их, что ты прав, — настаивал внутренний Эйб. — И они дадут тебе читать книги. Они вовсе не плохие люди: и отец, и Сара Буш, и дядя Деннис, и Джон Джонстон, и Сара Линкольн, и Матильда, и «мелкота», и соседи…

— А Кэйт? — спросил настоящий Эйб.

Внутренний Эйб помолчал, а потом сказал отчётливо:

— Мы с тобой обойдёмся и без Кэйт.

На это настоящий Эйб не ответил ничего. Он думал долго (вероятно, не меньше десяти минут), а потом взвалил топор на плечо и проговорил:

— Авраам Линкольн, вы правы, сэр! Не здесь моё место.

— Ну то-то! — сказал внутренний Эйб.

И настоящий Эйб зашагал домой, широко ставя свои огромные ноги, как раньше шагал тот Эйб, которого он видел во сне.

На следующий день, когда Эйб вёл купать лошадей к Малому Голубиному Ручью, ему встретилась Кэйт Роби с корзиной грибов.

— Эйб, — сказала Кэйт, — как ты всех перепугал вчера! Деннис говорил, что тебя задрал медведь, а отец клялся, что сожжёт твои книги. Только тётя Сара сказала, что ты вернёшься к вечеру, и сделала для тебя свечу. И я тоже испугалась, а Нат Григсби сказал…

— Я вернулся к вечеру, — сухо ответил Эйб и потянул лошадей за уздечки.

Часа через полтора отец вышел из хижины и долго стоял, приложив руку козырьком ко лбу.