Мортеза Каземи - Страшный Тегеран

Наклонившись, она опустила к нему свои белые руки, и Ферох прижал их к глазам, а потом поцеловал долгим поцелуем.

— Три четверти часа тому назад, — сказала Мэин, — отец позвал меня и сказал такую вещь, что, когда ты услышишь ее, тебе станет больно.

Ферох сказал:

— Нет, нет, дорогая, ничего. Я очень хочу знать, говори скорее!

Мэин продолжала:

— Отец сказал мне: «Я слышал, что ты болтаешь всякие вещи, которых не говорят в твоем возрасте. Например, ты говоришь о своем двоюродном брате Ферохе не так, как девушка должна говорить о брате... так расхваливаешь его... Что это значит?»

— Говори, говори! — торопил Ферох. — Я хочу знать, откуда он это узнал. Может быть, он и о наших встречах знает? Хорошо, а ты что сказала в ответ?

Мэин уже открыла рот, чтобы ответить Фероху, как вдруг сказала:

— О, Ферох! Слышишь? В саду... Кто-то... Сюда идут. Ах, если нас увидят, что я скажу?

В эту минуту вблизи раздался шум шагов и показались две фигуры, двигавшиеся со стороны дома. Они остановились в пяти-десяти шагах от стены, возле цветника, где под кипарисами стояли столы и скамейки. Между ними и Мэин с Ферохом был развесистый чинар, и пары не могли видеть друг друга. Свесившись со стены, Мэин шепнула Фероху:

— Отец и мать. Должно быть, что-нибудь важное, раз они пришли сюда разговаривать... Так никогда не бывает. Если хочешь слышать, о чем будут говорить, заберись сюда, на край стены, и сядь рядом со мной.

Ловким движением, не произведя ни малейшего шума, Ферох влез на забор и сел. Он держал теперь руку Мэин в своей руке, головой прижался к ее голове, так что дыхание их смешивалось, и, сидя так, они слушали, стараясь не проронить ни звука.

Было уже три часа после заката. Поднявшись на самую вершину неба, месяц заливал светом землю. Воздух был чист и свеж, дул прохладный ветерок. Сад был охвачен тишиной, жители дома ушли на покой, и все вокруг было погружено в сон, не спали только эти четверо.

Супруги уселись рядышком на одном из садовых диванов. Если бы кто-нибудь в эту минуту бросил взгляд на лицо Ф... эс-сальтанэ, он увидел бы, что лицо его было озабочено и нахмурено. Взяв жену за руку, он сказал:

— Ханум, знаете, почему я в этот час не отпустил вас спать и привел сюда?

Мелек-Тадж-ханум ответила:

— Нет, ага. Я крайне этим удивлена и жду, что вы объясните мне, в чем дело.

— Хорошо. Тогда слушайте.

Прежде чем уважаемые читатели узнают, о чем говорили супруги и что делали двое влюбленных на заборе в эту лунную ночь, вернемся немного назад и посмотрим, что произошло недавно между Ф...эс-сальтанэ и Мэин.

Часа за два до того, как Мэин пришла к забору, Ф... эс-сальтанэ сидел в кресле за письменным столом в своей комнате, стеклянная дверь которой выходила в сад. По-видимому, он что-то писал. Но это только так казалось, а присмотревшись ближе, можно было бы заметить, что Ф... эс-сальтанэ находится в глубокой задумчивости, и хотя держит в руке перо, но рука эта машинально чертит что-то на листке лежащего перед ним блокнота.

Почему же он так рассеян, о чем он думает и чем обеспокоен?

Если читатели отнеслись внимательно к тому, что нами было сказано ранее о Ф... эс-сальтанэ, они поймут, конечно, что люди, подобные ему, не могут не задумываться и не волноваться, когда видят перед собой что-нибудь такое, что может угрожать их состоянию.

Господин Ф... эс-сальтанэ слышал, что дочь его говорит иногда вещи, которые находятся в крайнем противоречии с теми планами, которые он строил.

Пробыв в этом состоянии около получаса, он поднял голову, и слышно было, как он бормотал про себя:

«Дура эта девушка, ничего не соображает. Я только о ней и думаю и стараюсь, и для нее приготовил такое прекрасное будущее, она, изволите видеть, влюбилась в голоштанника — своего двоюродного брата, и готова все это разрушить. Но нет, пока я жив, этому не бывать, потому что только при помощи этого брака я могу обработать так принца К., чтобы он провел меня в депутаты голосами своих крестьян».

И снова Ф... эс-сальтанэ, подперев голову рукой, углубился в свои мысли. Странное выражение приняло его лицо. В свое время, в молодости, Ф... эс-сальтанэ предавался разврату. И теперь, когда он становился уже стар, следы всех «шалостей» видны были на его лице. Он был почти страшен.

Подняв наконец голову, Ф... эс-сальтанэ нажал находившуюся на столе кнопку звонка. Через несколько секунд отворилась дверь, и на пороге показалась приземистая, толстая женщина со следами оспы на лице. Поклонившись, она молча встала в угол.