Мария Фагиаш - Танец убийц

— Уверен, что нет, господин полковник.

Снова ледяной взгляд серых глаз.

— Не будьте так уверены, капитан Василович.

Во дворе родительского дома ему показалось, что он очутился в XVIII веке. Он был так же неприятно поражен, как и на белградском вокзале, и не верил своим глазам.

Владения Василовичей располагались за южной границей города и простирались на многие гектары холмистой местности. Само имение состояло из большого главного дома, а также из дюжины деревянных домишек, остатков того времени, когда семейный клан из более чем восьмидесяти человек образовывал нечто вроде товарищества — задругу — с дедом Михаила во главе. Старик умер в 1878 году — год, ознаменовавший конец пятисотлетнего турецкого владычества. Время требовало изменения традиционных отношений и обычаев, и постепенно они стали исчезать. Уже в последний год жизни деда появились случаи дезертирства из семейной задруги; два сына и один кузен вышли из семейного товарищества, но образовавшиеся прорехи были быстро заполнены вновь родившимися детьми и появившимися зятьями и снохами.

Для Михаила и его братьев и сестер детство в этом тесно связанном между собой сообществе было просто раем. Дети в Западной Европе, как бы о них ни заботились, не ведали и частицы того внимания и любви, которыми окружали своих чад в задруге. Когда Михаилу случалось наблюдать за опрятно одетыми, чистенькими мальчиками и девочками, которые играли на детских площадках европейских городов под неусыпными взорами скучающих, но ответственно выполняющих свой долг нянек и мамаш, ему всегда было немного жаль этих детей. Вспоминая свое детство, он иногда задавался вопросом, когда он, собственно, узнал, кто из многих любящих и заботливых взрослых были, собственно, его родителями и какой из множества домов был его домом. Слова типа «мой», «твой», «наш» для маленького Михаила ничего не означали. Ранним утром еще сонные дети играли на полу перед печью; кормила их та из женщин, которая в этот день готовила пищу. Все слезы быстро убирались поцелуями, каждый ушиб и любая ссадина сразу же обрабатывались какой-нибудь парой из бесчисленных, всегда готовых прийти на помощь рук.

Владения Василовичей простирались на многие тысячи гектар лугов, лесов и полей, которые обрабатывались или — после богатого урожая — отдыхали. Множество коров, свиней, толпы ребятишек устремлялись с восходом солнца со двора, разбредались по окрестностям и возвращались только затем, чтобы поесть и поспать. При всей свободе в этой жизни были и твердые правила, слово старейшины, деда Любомира, было законом. Сила его личности позволяла удерживать семейный клан Василовичей вместе и тогда, когда другие семейные товарищества давно распались.

Когда в 1840 году его выбрали главой семьи, в Белграде едва ли можно было насчитать дюжину каменных домов в европейском стиле — все остальные были из дерева, так же как и обветшалые мечети и турецкие казармы; окрестности вокруг города представляли собой зловонную болотистую местность, где скрывались хищники и воры.

Михаил был любимцем деда; он часто возил внука по местам боевой славы сербских патриотов в битвах, где те побеждали, а также по местам более многочисленных битв, в которых сербы терпели поражения. В 1804 году дед Василович, тогда мальчишка, был свидетелем мучительной смерти посаженных на кол христиан и того, как в насмешку над обрядом крещения бросали в кипяток маленьких детей, как насиловали онемевших от горя окровавленных женщин. Стены белградской крепости украшали отрубленные головы семидесяти двух сербских патриотов, а в провинции Шумадия [6] Шумадия — холмистая территория Сербии, расположенная в центральной части страны. (Примеч. ред.) те, кто не были перебиты, бежали в леса.

Больше всего Михаила удивляло, с каким бесстрастием дед говорил обо всем, вспоминая прошлое, и казалось, что все эти ужасы, как бы кошмарны они ни были, являлись для старика Василовича частью тех прав, которыми обладали оккупанты.

Турки были жесточайшими угнетателями, но и сербы, постоянно борющиеся с ними, в жестокости нисколько не уступали. Легендарный Черный Георгий, или Карагеоргий [7] Черный Георгий, или Карагеоргий ( турец . кара — «черный»), — Георгий Петрович (1762–1817), выходец из бедной семьи, гайдук, участник австро-турецкой войны 1788–1790 гг.; лидер национального освободительного движения против янычар. (Примеч. ред.) , предводитель первого — и поначалу успешного — восстания [8] Первое сербское восстание — 1804–1813 гг. (Примеч. ред.) против янычар, турецких войск, установивших в Сербии режим поистине страшного террора, был отважен и кровожаден, как тигр. Обладая огромным ростом и большой физической силой, он беспощадно наказывал каждого, кто хотя бы в малейшей степени нарушал его моральный кодекс. Собственными руками Карагеоргий привел в исполнение более ста двадцати смертных приговоров. Даже родственники не были застрахованы от его приступов ярости: родного брата он сам повесил на фронтоне дома, уличив того в изнасиловании. Обольстившись успехами в начале борьбы, Карагеоргий счел возможным покуситься на власть султана [9] Карагеоргий планировал создать централизованную монархию. (Примеч. ред.) , что привело к гибели сербского войска. Кроме того, он вынужден был застрелить собственного отца, чтобы старик не попал в руки наседавшего врага, а сам бежал в Австрию, бросив остатки своего войска на произвол судьбы.