Валентин Ежов - Горькая любовь князя Серебряного

— Добро. Начинай любую. Авось я, слушая вас, сосну! Малюта приложил ухо к двери.

— Где-то я уже видел эти кудластые рожи! — вспоминал Хомяк.

Тем временем в Слободе рыжий песенник расставлял людей, готовя пожар.

Мишук, Кудлатый и еще один разбойник по кличке Решето пробежали в проулок.

Перстень, продолжая нараспев сказку, покосился на Иоанна. Царь лежал с сомкнутыми глазами, издавая легкое храпение. Грозный, казалось, почивал.

— …И сказал Христос Бог, когда возноасился на небо: даю вам, говорит, гору золотую, реку медвяную, сады-винограды. Будьте сыты да пьяны, но пусть каждый возделает ниву свою! Пахарь пусть пашет и сбирает плоды земные. Воин пусть охраняет землю, жена любит мужа, а муж блюдет и печалует жену. Дети малые чтят родителей, а народ чтит государя, а он примером своим наставляет и учит добру…

Перстень откашлялся, наступая неприметно на ногу Коршуна.

Глаза царя были закрыты, дыхание ровно.

Снаружи вдоль тюремной стены осторожно пробирались рыжий балалаечник и Митька. Позади семенил тщедушный Мишук.

— Кого несет? — остановил их часовой.

— Иди ты, знаешь, куды не знаешь! Они хотели пройти мимо.

Часовой собрался заорать, но рыжий хватил его кистенем, и он свалился, не пикнув.

— …И тут возговорил Николай Угодник… — продолжал сказывать Перстень.

Он увидел в окно дальнее зарево и тронул Коршуна локтем. Тот подался к Ивану Васильевичу, протянул руку к царскому изголовью.

В это время царь внезапно открыл глаза. Коршун отдернул руку, но было поздно.

Взор его встретился со взором Иоанна.

Царь длинным острозаточенным посохом ударил Коршуна в грудь. Разбойник схватился за посох, закачался и упал.

— Люди! — закричал царь, выдергивая острие из груди Коршуна.

Опричники ворвались, как ярые псы.

Малюта бросился на Перстня, но тот с необычайной ловкостью ударил его кулаком под ложечку, вышиб ногою оконницу и выскочил в сад.

— Хватайте его! Оцепите все! — взревел Малюта, согнувшись от боли и держась обеими руками за живот, — Хомяк!..

— Пошли вон! — рявкнул царь. — Вон!

Сквозь разбитое окно виден был пожар. Вдали гудел набатный колокол. В опочивальне остался только юный царевич. Он стоял у окна, разглядывая замаранный кровью посох отца. Любовно, полой кафтана, отер кровь с него, потрогал пальцем острый стальной конец. Потом, поджав тонкие губы, вскинул подбородок, выпрямил спину и стукнул посохом о пол.

Опершись о стену, царь Иван Грозный смотрел на царевича.

Видел, как бьется на виске сына синяя жилка.

Во дворце Слободы, пользуясь общим смятением, Перстень перелез через забор и побежал к тюрьме. Позади слышался топот множества ног. Весь народ повалил на пожар. Где-то взвывали псы, слышался истошный вопль, крики и ругань. Около тюрьмы почти никого не было. Осторожно пробираясь вдоль тюремной стены, Перстень споткнулся обо что-то мягкое.

— Этот не встанет! — шепнул, подходя к нему, рыжий балалаечник. — Давай ключи!

— Нет ключей! — отвечал отрывисто Перстень. Заметив взъерошенного Мишука, он выдохнул. — Собирай ребят. Уносим ноги!

— А старик где?

— Нету старика! Все из Слободы, слышишь? — прикрикнул Перстень на Мишука. — Что ты стоишь?

— Тише! Это кто?

— Я! — отвечал Митька, отделяясь от стены.

— Убирайся, дурень!

— А князь-то? — спросил Митька.

— Все пропало! Дедушку схватили, ключей не добыли!

— А нешто тюрьма на запоре?

— Как не на запоре! Кто отпер?

— А я! Испробовал, крепка ли дверь. Понапер на нее, а она, как была, так с заклепами и соскочи с петлей!

— Ай да дурень! — воскликнул радостно Перстень. — Ах, губошлеп ты эдакий! — Перстень приобнял Митьку. — Иди за мной! — приказал он ему. — А ты, балалайка, здесь погоди. Если что, свистни!

— Дураками свет стоит! — дернулся рыжий. — Даром я, что ли, сюда пришел? Пойду на пожар. Где горит — там и добро!

Перстень вошел в тюрьму. За ним ввалился и Митька.

На полу лежал убитый часовой.

За первой дверью были еще две двери, но и те быстро подались от богатырского натиска Митьки.

— Князь! — сказал Перстень, входя в темницу. — Вставай!

— Кто ты? — спросил Серебряный.

— Потом узнаешь. Вставай, князь! Время дорого. Вставай, я выведу тебя!

— Не могу! — сказал мрачно Серебряный. — Я дал слово!

— Князь! — вскричал гневно Перстень. — Потешаешься ты надо мной? Для тебя я зажег слободу, погубил своего лучшего товарища, а ты?… Завтра тебе казнь!

— Не могу! — повторил решительно Никита Романович. — Я крест царю целовал.