Ефим Курганов - Шпион его величества

С этим человеком связана настолько отдельная история, что и рассказать о нем я хочу именно отдельно.

Уже 6 мая, в самый день приезда Нарбонна в Вильну, к графу стал пробиваться некто Давид Саван, отставной ротмистр. Было 12 часов ночи. Курьер, увидя незнакомца, спросил: «Vous étes français, Monsieur?» Тот отвечал, что он из Варшавы. Тогда курьер усадил его и велел камердинеру доложить Нарбонну. Однако Нарбонн отвечал, что ныне ему некогда, что у него еще гости.

На следующее утро, в девять часов, Давид Саван по моему приказанию опять явился к Нарбонну и был тотчас же впущен.

Он показал Нарбонну документы, удостоверяющие связь его с французским резидентом в Варшаве бароном Биньоном (рапорты, инструкции и т.д.).

Более того, Нарбонн поверил список Саванов со своими материалами, а потом стал расспрашивать сколь возможно подробнее о числе армии, о расположении полков, о духе поляков.

Саван дал неверные сведения об армии и говорил еще, что облагодетельствованные ныне императором российским поляки ему на время привержены, но уповает, что прочие на стороне Наполеона.

В этот же день в 11 часов ночи Саван по приглашению Нарбонна явился к нему таким потаенным образом, как и вышел поутру от него.

Нарбонн уже не был так весел, как поутру.

Принял его ласково, радовался, что он пришел, объявил, что ныне после смотра войск ехать должен.

Рассмотрел бумагу, написанную к Биньону, сомневался в некоторых его показаниях о расставлении войск, утверждая, что у него это подробнее и, кажется, вернее. Саван защищал свое.

Нарбонн разговорился о будущем. Саван уверил его, что русские весьма желают войны и готовы все жертвы принести, лишь только иметь свободную торговлю. Нарбонн расспрашивал об истине сих слухов и вправду ли, что Россия без торговли существовать не может?

Получа удостоверение и расспрося еще о многом, он изъявил Савану свою благодарность и уверил, что чрез несколько дней получит от него известия, коими он, верно, доволен будет.

Беседы отставного ротмистра Давида Савана с дивизионным генералом Нарбонном полностью раскрыли шпионские цели поездки последнего в Вильно. Он сумел-таки «разговорить» хитрейшего графа Нарбонна, как до этого сумел обвести вокруг пальца французского резидента в Варшаве барона Биньона.

Давид Саван является помощником барона Биньона, и одновременно он служит мне и подчиняется распоряжениям военной полиции при особе военного министра (он передает Биньону данные о дислокации российских войск, особо заготовленные для французов по распоряжению Барклая-де-Толли).

Государь велел мне совершенно особо поблагодарить отставного ротмистра.

В последнее время утренние прогулки в городском саду превратились в подлинно антибонапартовскую ассамблею. Естественно, что граф де Шуазель, аббат Лотрек, граф Тышкевич и некоторые другие поклонники французского императора жмутся в сторону и стараются незамеченными проскочить по дорожкам сада.

Несколько раз я слышал, как в саду витийствовал государственный секретарь Шишков. Александр Семенович в пылу гнева чего только не наговорил о Бонапарте. Вообще в эти минуты он был поистине страшен: расстрепанные волоса стоят дыбом, голос срывается на рык, чуть ли не пена на губах. Его вид, как мне показалось, даже несколько напугал публику, ибо явно нарушал правила благопристойности.

Успокоившись и несколько отойдя, Александр Семенович подошел ко мне, стоявшему в окружении полковников Розена и Ланга, стал сыпать изящнейшие французские каламбуры, а потом с увлечением рассказывал о морских экспедициях, коих был участником.

Если речь не заходит о Франции и Бонапарте, он – увлекательнейший собеседник, чему не раз уже я был свидетелем. Но стоит хоть кому-нибудь упомянуть одно из этих двух слов, как он приходит в состояние настоящего бешенства.

Иное дело граф Поццо ди Борго. Сей кровожадный корсиканец не возводит хулы на Бонапарта, но я уверен, что если подвернутся соответствующие обстоятельства, то он с необыкновенным наслаждением и совершенно не раздумывая всадит нож в телеса своего великого антагониста.

Интересно, что разглагольствования Александра Семеновича Шишкова граф неизменно слушает с нескрываемой иронической ухмылкой.

В моей канцелярии произошли большие и весьма отрадные перемены.

В этом месяце бумаг скопилось столько (донесения, инструкции, дневники агентов, материалы обысков и т.д.), что помощник мой Протопопов, кажется, был даже какое-то время близок к форменному самоубийству.