Василий Седугин - Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью

Конечно, Андрей еще не оценивал так определенно и ясно боярскую вотчину и ее опасную роль в усиливающейся от десятилетия к десятилетию раздробленности Руси – к этому он придет позднее. Но уже сейчас его раздражала самоуверенность Федора Кучки, его самонадеянность и желание выпятить свое богатство и противопоставить Суздалю и Киеву. Он пытался подавить досаду и недовольство, накапливавшееся в груди, но тщетно. Наконец не выдержал, прервал Федора:

– Хорошо, я увидел главное, остальное потом поглядим. Вернемся в терем, а то жарко становится.

Действительно, июльский день разыгрывался не на шутку. На небе ни облачка, солнце палило изо всех сил, надоедало тугое гудение мух и слепней, одолевавших возле скотных дворов с навозными кучами.

– Хватит так хватит, – охотно согласился Федор. – Пойдем холодненького пивка из погреба попьем. Лещи вяленые висят в сарае, жирок с них течет, пальчики оближешь!

Федор мимолетно взглянул на Андрея, глаза его при этом как-то странно блеснули, спросил:

– Жениться не собираешься?

– Что ты! Я еще ни с одной девушкой толком не дружил.

– А я вот надумал. Даже самому не верится: скоро буду женатым человеком!

Он вздохнул и стал смотреть вдаль невидящим взглядом. Потом заговорил, как бы беседуя сам с собой:

– Важное дело затеваю, надо посоветоваться, да не с кем. Отца с матерью нет, а другим – кому я нужен?

– Мне. Мне нужен, – сказал Андрей. – Мы с тобой друзья с детства.

– Да. Но ты моложе меня. Еще больший несмышленыш, чем я.

– Тогда к моему отцу обратись, он тебя воспитывал с малолетства.

– Советы князя я всегда ценил, – как-то неопределенно проговорил Федор и замолчал, о чем-то думая. Андрей догадывался о чем: отец Федора был когда-то казнен по приказу Юрия Долгорукого, и хотя князь много сил и забот положил на воспитание его детей, все равно такое не могло забыться совсем…

– А кто невеста? – спросил Андрей, чтобы прервать затянувшееся неловкое молчание.

Федор встряхнулся, ответил:

– Про боярыню Ефимию слышал? Соседкой мне приходится. Ее владения по ту сторону Клязьмы раскинуты.

– Еще бы не слышать! Богатейшая боярыня, от нее чуть ли не самая большая дань в отцовскую казну поступает!

– Вот! Представляешь, когда женюсь на ней, какие земли присоединю к своим!

– Но ведь она намного старше тебя. Ей, наверно, под сорок!

– Ну и что? Женщина она что надо, как говорят, в соку. Да и не столь важно, сколько ей лет. Главное, такие земли перейдут в мои владения! Я буду самым богатым человеком в княжестве! Не считая самого князя, конечно.

– Погоди, погоди, – начал вспоминать Андрей, – но ты, я слышал, давно встречаешься с купеческой дочкой Анастасией. Как же она?

– А что – она?

– Ну, как вы с ней расстанетесь?

– Да очень просто. Скажу, что собираюсь жениться.

– И все?

– А чего же еще?

– Я думал – любовь… Да и потом – жить с нелюбимой. Это ничего?

– А стерпится – слюбится, как говорят в народе. Разве мало случаев, когда родители женят детей не по любви, а ведь живут! И неплохие семьи получаются. У меня тоже не хуже будет. Зато с большим достатком!

Когда подходили к терему, из двери выскочила девушка. Взметнув подолом, хотела убежать, но Андрей остановил ее:

– Улита, ты?

Да, это была она. Все та же резкая, порывистая, но изменившаяся, заметно выросшая; это был уже не тот подросток, каким он знал ее два года назад.

Улита отчужденно взглянула на него, потом глаза ее потеплели.

– Андрей, – протянула она удивленно. – А я тебя не признала. Ты стал такой большой!

– Ты тоже вытянулась… И похорошела.

Улита слегка смутилась, ее щеки покрыл румянец. Она была красива. Окружающие говорили, что красотой она пошла в отца, покойного Степана Кучку: большие, чуть навыкате, выразительные глаза, нос вздернутый, ротик маленький, а от лица веяло высокомерием, хотя она и говорила с Андреем тепло и дружески.

– Ты куда идешь? – спросил он ее.

– На речку. Жара такая! Искупаться хочу.

Андрею вмиг расхотелось пить пиво.

– Можно мне с тобой?

– Жалко, что ли?

Он обернулся к Федору:

– Может, и ты с нами?

– Что я – маленький?

– Ну как хочешь.

Они с Улитой пошли на Клязьму. Шагали не спеша, украдкой бросая друг на друга мимолетные взгляды.

– А помнишь, как я тебя отватузила на дворе?

Еще бы не помнить! Они играли и заспорили. Он не хотел уступать, она тоже уперлась на своем. Разгорячились, перешли на крик. Тогда она схватила его за волосы и давай трепать, он только ножками дрыгал, пока не вырвался.