Василий Седугин - Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси

Ей хотелось еще походить по торговым рядам, просто так, чтобы люди полюбовались и позавидовали подарку, потому что больше народу, чем на рынке, было не встретить, но Всеволод купил саблю арабской работы и собрался домой. Но вдруг остановился и пригласил ее в харчевню. Простой люд на рынке питался пищей, приготовленной тут же на костре. Но знатные и богатые люди предпочитали перекусывать в приспособленных для еды домах; там были столы, скамейки, посетителей обслуживали бойкие парни в чистых нарядных рубахах, перетянутых поясами.

Всеволод заказал для себя блины со сметаной и бокалом пива, а Пригоже – кусок пирога с зеленым луком и яйцами и сыту – медовый взвар на воде. Потом они пошли по улицам Киева. Он с усмешкой и обожанием смотрел на нее. С усмешкой потому, что она никак не могла расстаться с украшением, поочередно то гладила, то накрывала его ладонью. Она наслаждалась, жила им. Боже мой, как мало нужно девушкам для счастья! А обожание его было от милого лица девушки, которое словно сияло; оно было свежее и такое светозарное, что, казалось, воздух вокруг него был пронизан этим светом. Он заметил между бровями у нее поперечную, упрямую морщинку, и ему почему-то подумалось, что вчера они поссорились из-за этой упрямой морщинки... Но в этой девушке было столько очарования, невинности и непосредственности, что он готов был быть с ней бесконечно.

На углу улиц Всеволод предложил:

– Перейдем на ту сторону или пройдемся до леса?

Она поняла намек, ответила, кинув на него игривый, непокорный взгляд:

– Как скажешь...

В лесу было прохладно и тихо, только кроны деревьев слегка качались, по земле плавали расплывчатые тени. Все это настраивало на близость, и он осторожно обнял ее за пояс; она не отстранилась.

– Мне кажется, я не иду, а плыву среди мелколесья и высоких трав, – тихо произнес он, наклоняясь к ее уху.

– Я тоже ног не чувствую, – призналась она ему. – Такая легкая, словно воздушная.

– Представь себе, идем, идем вот так и вдруг взмываем вверх к верхушкам деревьев...

– И летаем среди них, раскрыв руки...

– А под нами белочки прыгают, орешки грызут...

– И вдруг из чащобы леший вываливается...

– Громадный такой, с зелеными немигающими глазами.

– А уж лохматый! Страсть глядеть, как волосами зарос!

– А мы не боимся его и улетаем на полянку!

– Где русалки гуляют, песни поют.

– Э, с ними шутки плохи, они могут околдовать и в омут затащить.

– Страсть какая!

– А я тебя спасу. Обниму вот так, и никакая русалка не тронет!

Он привлек ее к себе и поцеловал. У нее подкосились ноги, она прижалась жаркой щекой к его груди, прошептала:

– Ты правда любишь меня?

– Как в соборе увидел, места себе не нахожу.

– А твои родители знают о наших встречах?

– Нет. Я ничего не говорил.

– Они будут против?

– Не знаю. А твои?

– Отец даже не допускает такой мысли.

– Да, дела-а-а...

Она вздохнула, сказала:

– Может, что-нибудь придумаем?

– А что?

– Как бы их примирить...

– Многолетняя вражда... Не знаю.

Вечер перед ее отъездом был самым тяжелым. Сначала они поругались. Ничего вроде не предвещало размолвки. Встретились на краю леса, углубились в чащу, на ходу целовались.

– Соскучилась по Новгороду? – спросил он.

– Немного. По маме особенно. А ты?

– Да так себе. Чернигов красивый. У нас детинец мощный, ничуть киевскому не уступает. А собор Спаса Преображения считаю даже изящнее Софийского собора.

– Послушаешь тебя, так не Чернигов, а пуп земли Русской! Ты нашего Новгорода не видел!

– Зато слышал. Построен среди болот, весь деревянный. Даже крепостные стены из бревен сложены.

– Ну и что! У нас три каменных собора – Софийский, Николы на Дворище и Юрьевский! Да еще Антониев монастырь строится, огромный-преогромный!

– Все равно далеко Новгороду до Чернигова. У нас сады какие, как они по весне цветут, нигде нет такого!

– И у нас есть сады! И у нас они цветут по весне! Подумаешь!

Они пошли молча, надувшись друг на друга. Никто не собирался начинать разговор первым и, может, так и расстались бы не попрощавшись, только вдруг Пригожа задела башмачком за выступавшую жердь и чуть не упала. Он ее поддержал. Они засмеялись, размолвки как не было. Стали говорить о пустяках.

Перед расставанием она прижалась к его груди щекой и проговорила страстно:

– Я так не хочу расставаться с тобой! Я так люблю тебя! Что нам делать? Родители мои за тебя замуж не отдадут. Так же настроены и твои, я это чувствую. Неужели мы должны расстаться навсегда?