З. Фазин - За великое дело любви

Исполнилось намерение Яши, когда он готовился к побегу из монастыря, — он попал в Кемь, в тот уездный городок, куда стремился, но… уже в кандалах. Под звон этих кандалов он и дошел по этапу до Якутии…

Теплый июльский день, но дождь льет и льет, мелкий, надоедливый; в городе лето, но ведь это Якутск; в природе и в мире творится что-то невообразимое, но ведь вся старая жизнь перевернулась — нет Сената, нет Синода, нет царя и нет его министров. Небывалое, но то, за что люди боролись и страдали и чего ждали, свершилось.

В Россию, в огромную бывшую империю, пришла революция, и с октября прошлого года новая, большевистская власть ведет отчаянную борьбу с врагами революции, и сейчас повсеместно кипит гражданская война.

А здесь, в Якутске, всего лишь третий день реют алые знамена; из Иркутска пробился с боем отряд Красной гвардии и прогнал белых, стоящих за Колчака.

На митинге, в день прихода из Иркутска красногвардейского отряда, ораторы говорили с трибуны о героическом рабочем классе России, о том, какой тяжелый путь борьбы с царизмом прошла большевистская партия, сколько лучших борцов партии и народа пали жертвами в этой борьбе. Говорили о союзе пролетариата с крестьянством, о раскрепощении всех угнетенных народов бывшей империи и о светлом будущем.

Потапов этого сам не слышал, плохо ему было в день митинга, но вчера смог прочесть об этом в газете. И, читая, думал:

«Пришла пора, значит… А ведь как ее… муза Клио — это давно пророчила… Исполнилось-таки».

Сегодня Яков Семенович чувствует себя получше и хотел бы выйти на улицу, но врачи не разрешают. Остается одно: сидеть у окна палаты с книгой (с книгами он по-прежнему не расстается) и смотреть на вымокшую бурую улицу, на висящий через дорогу красный флаг и торопливо пробегающих прохожих. День пасмурный, но тепло, и воздух будто весь пронизан солнечным светом, даже непонятно, откуда он берется, — низко нависшее небо заволочено сероватой мглой, и дождик все сеется, но стекающие с крыш капельки поблескивают серебристыми искорками, и кажется, весело им шлепаться в лужи… Во всяком случае, именно так кажется Якову Семеновичу, легко у него сегодня на душе и грустно отчего-то.

В палату быстрым шагом входит молоденькая больничная сестра в белой косынке.

— О, какой вы сегодня бодренький, — говорит она Потапову. — Хотите чаю? Я принесу. Заварю покрепче, как вы любите. Чай есть…

Из красногвардейского отряда, освободившего город, прислали в больницу подарок — белой муки мешок, несколько пачек настоящего чаю и целых две головки сахару. Прислали из своего пайка и мясных консервов. Обед был праздничный, в палатах стоял веселый гомон.

Яков оборачивается к сестре. Он долго смотрит на нее: она якутка, у нее широкое скуластое лицо и отливающие черным лаком блестящие глаза.

— Чаю, ты сказала? Потом, потом, дочка, не сейчас.

Хотя постой! Горячей воды, пожалуйста, принеси. Я побрился бы.

Сестра строго машет пальчиком.

— На улицу хотите? Вам нельзя!..

— Нету же у меня температуры-то.

— Все равно. Нельзя, это вы понимаете?

Молодая якутка неплохо говорит по-русски, мечтает стать фельдшерицей и уехать лечить больных в свой далекий поселок — это как раз то место, где отбывал долго ссылку Яков. Она знает об этом и относится к нему с особой почтительностью.

Слово «нельзя» у нее звучит «ныльзя».

Потапов улыбается, отвечая:

— Э, дочка, это слово я даже слишком хорошо понимаю. Ты все ж таки принеси мне водички.

И подмигивает ей в знак того, что и настроение его и самочувствие не должно вызывать у нее сомнений. Поколебавшись еще, сестра приносит воду, и Потапов берется за бритву. Давно пора ему привести себя в порядок. При белых он не брился; только раз, в прошлом году, когда свергли самодержавие, соскреб бороду. И вот снова отросла, такая светлая, шелковистая.

Пока он бреется, сестра сидит рядышком и рассказывает о новостях, которые до нее дошли из родного поселка от приезжих родичей. И чтоб эти новости были понятны, надо тут кое-что пояснить.

Почти два года тащили Яшу этапом из Соловков до Якутска. А когда он прибыл наконец сюда, генерал-губернатор Восточной Сибири распорядился отправить опасного крамольника в Вилюйский округ и поселить, как говорилось в бумаге, «не ближе 50 верст от школы и по возможности около церкви, так как он должен быть подвернут церковному покаянию». И скоро Яша очутился в глухой местности Кобяй, вблизи Иннокентьевской церкви.