Юрий Герт - Недовесова Вера Григорьевна-Записки врача-Воспоминания о ГУЛАГе

В любом случае, как бы к ним не относиться, воспоминания В. Г. Недовесовой — документ, свидетельство о своем времени. Сопоставляя их с множеством уже известных нам судеб, можно прийти к мысли, в центре мемуаров — судьба едва ли не почти счастливого человека. Ведь и в самом деле: мужа расстреляли как врага народа, но сама-то жива осталась! Брата приговорили к. десяти годам без права переписки, т.е. тоже уничтожили, но ведь дожила до того дня, когда пришла весть о его полной реабилитации! Узнала, что такое арест, тюрьма, пересылка, клеймо врага, шмоны, колючая проволока, но ведь кончила жизнь уважаемым человеком, известным в городе врачом! Разлучилась с дочерью, когда той было двенадцать лет, но ведь впоследствии с нею встретилась, мало того — вынянчила внуков, и внук стал морским офицером, внучка—в бабку и мать — врачом! Потеряла дом, вещи, библиотеку, готовую к защите диссертацию — ну и что?.. Двенадцать лет спустя получила компенсацию — в размере двухмесячной зарплаты, получила квартиру, преподавала в мединституте! Как же — не счастливая судьба?.. Счастливая, да еще какая!.. Все так, но не означает ли такой подход, что мы сами — со своими оценками, душой, всем строем своих чувств и мыслей — продолжаем еще жить в той самой зоне, из которой вроде бы уже вышли?..

Все эти мысли родились у меня при чтении напечатанных выше воспоминаний, и я счел нужным ими поделиться. А также — дополнить рассказ тетушки в одном-двух местах.

В мемуарах слишком коротко и бегло упоминается А. Л. Чижевский — тот самый, который был почетным членом одиннадцати зарубежных академий и ученых обществ, который на первом Международном конгрессе биофизиков в 1939 году, собравшемся в Нью-Йорке, был заочно избран его почетным президентом; который был выдвинут тем же конгрессом в кандидаты на соискание Нобелевской премии, поскольку, было там, на конгрессе, сказано, разнообразная научная, литературная и художественная деятельность характеризуют его «как Леонардо да Винчи двадцатого века». Вместо Нобелевской премии он получил десять лет в качестве японского шпиона и отбывал свой срок в Карлаге.

Я познакомился с ним в конце 1957 года, когда, будучи молодым газетчиком, пришел взять у него новогоднее интервью. К тому времени он был уже освобожден, реабилитирован и жил в Караганде на улице Ленина, в квартире, напоминающей картинную галерею: все стены заполняли мастерски написанные полотна с пейзажами. По слухам, первое время после освобождения его жена приторговывала ими на базаре, но так ли это — не знаю... В тот раз мы говорили не столько о живописи, которой Александр Леонидович увлечен был всю жизнь (в двадцатые годы его картины экспонировались на нескольких зарубежных выставках), сколько о его натурфилософских стихах, высоко оцененных Брюсовым и Алексеем Толстым, о Циолковском, писавшем о дерзновенных юношеских гипотезах Чижевского: «Все эти обобщения и смелые мысли высказываются в научной литературе впервые, что придает им большую ценность и возбуждает интерес...» И это было главным. Теперь его называют «отцом гелиобиологии», каждому космонавту известен «эффект Вельховера — Чижевского». связанный с особого рода воздействием космических лучей на чувствительные бактерии, способные как бы просигналить экипажу о возросшей радиационной опасности, необходимости защитных мер... А начиналось все с гениальной догадки, осенившей когда-то юного гимназиста: эпидемии и пандемии, общественные потрясения, переселения народов, войны и революции, помимо воздействия уже известных факторов, находятся еще и в сложной зависимости от мощи солнечных излучений... Мысль, достаточно дерзкая и для нашего времени. Она и послужила для Чижевского причиной дальнейших гонений. В двадцатые годы молодого ученого еще выручало заступничество Луначарского, но в тридцатые... О каких таких солнечных излучениях (а потом — генетических кодах, а потом — кибернетике) можно было говорить, когда на земле и на небе все решала воля человека, который, попыхивая трубкой в своем кремлевском кабинете, перестраивал Вселенную по недоступному для господа бога образу?..

Сколько раз, в разгар очередной травли, Чижевского вынуждали отречься, покаяться — но он отвечал:

— Нет!..

Когда мы встретились, он оборудовал на одной из карагандинских шахт небольшую лечебницу, где ионизаторами собственной конструкции лечил горняков от силикоза. Жилось ему нелегко. Многим не верилось, что он — замечательный, всемирно известный ученый, одни считали его чудаком, другие — вралем, посаженным за какие-то темные махинации. Даже для видавшей виды Караганды он оказался не по зубам. История и космос, поэзия и аэроионизация в медицине и сельском хозяйстве, определение состава крови методами математического анализа и разработка представления о человеке как частице Галактики... Не слишком ли — для вчерашнего зэка?..