Владимир Успенский - Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

Василий Васильевич даже вперед подался, но осторожность взяла верх. Ладно, если улестишь начальству своими словами. А если они поперек придутся? Нет уж, береженого бог бережет. Так решил он и попятился на свое место. Потеснил соседа, но тот даже не заметил, настолько увлечен был словами Калинина:

- Вот я получил записку, в которой спрашивают,почему мы в начале власти говорили «Долой войну», а теперь сами ее продолжаем?.. Мы всегда говорили и будем говорить, что являемся противниками войны крестьян с крестьянами и рабочих с рабочими. Раньше наши рабочие и крестьяне защищали интересы русского капитализма, а рабочие Германии - интересы немецкого капитализма. И от этой войны ни рабочий, ни крестьянин не получали ничего, кроме разорения. А теперь идет война из-за того, что рабочие и крестьяне захватили фабрики и имения... И разве мы объявляем войну Колчаку? Колчак с помещиками идет против нас, потому что мы выгнали его из имений, лишили его привилегий...

(«Всяк за свое дерется», - рассудил Василий Васильевич.)

- Вы думаете, что спрячетесь в кусты, когда придет Колчак? Буржуазия везде найдет вас. Когда белогвардейцы захватили власть в Финляндии, то они целые тысячи рабочих и крестьян повесили. И сейчас, если возвратятся в Смоленск Оболенский и другие помещики, то вы думаете, что они будут искать и преследовать только большевиков? У вас в Смоленске большевиков-то всего-навсего сто человек, из них пятьдесят перед приходом Колчака скроются. А вы думаете, что эти колчаковцы-помещики успокоятся пятьюдесятью большевиками? Не успокоятся! Помимо того, что они возвратят себе имения и земли, они взыщут с вас и те убытки за два года, которые потерпели, и тогда уже наверное двадцать процентов вас будет убито, а кто сейчас дезертировал, тот тоже будет расстрелян, его вовсе не пощадят. И нам нет другого выхода, как задушить их, а когда задушим, то и война сама собой кончится. Если вы объясняете дезертирство тем, что тяжело крестьянам живется, то ведь нужно помнить, что мы и власть взяли, и боремся за то, чтобы лучше жилось. Нужно помнить, что Россию мы взяли голодную, разоренную. Мы напрягаем все силы, чтобы наладить жизнь...

Сходка закончилась. Крестьяне, теснясь, повалили из душной прокуренной избы. Василий Васильевич вышел среди последних и сразу увидел Калинина, стоявшего возле изгороди в кольце мужиков. Кто-то спросил его:

- Товарищ Калинин, тут люди брешут, что сам ты из рабочих, а крестьянином только прикидываешься.

Калинин усмехнулся, посмотрел вправо, влево. Увидел бабу с косой на плече.

- Эй, молодка, дай махну разок!

Та охнула от удивления, но косу протянула. Калинин взял, примерился, замахнулся пошире. Негустая придорожная трава легла ровным рядком.

Калинин потрогал пальцем жало косы, сказал недовольно:

- Какой мастер отбивал-то?! Ему бы руки отбить. Брусок есть?

Подали брусок. Михаил Иванович быстро и ловко провел по косе. Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! Снова широко размахнулся: беззвучно и легко легла перед ним трава.

Пройдя шагов десять, остановился, вернул бабе косу.

«Крестьянин, по ухватке видать, что крестьянин, - определил Василий Васильевич. - Вроде бы щуплый, а стержень в ем прочный. Черти его принесли на нашу голову. Теперь мужики крепко задумаются...»

В камеру Кузьму втолкнули с такой силой, что он грохнулся на пол.

- Убивцы окаянные! - запричитал босой мужик в одном исподнем, сидевший возле стены. - И калечат нашего брата, и убивают, и все им мало... Тебя за что взяли-то? Из армии убег?

- Убежишь тут... - неохотно процедил Кузьма, ощупывая бедро, ребра. Боль резкая, но кости вроде целы.

- Из каких мест будешь? - допытывался босоногий. - С Урала или наш землячок сибирский?

- Издалека.

- А мы тут все местные, местные, - бубнил мужик, дорвавшись до нового слушателя. - Загребли нас по селам; помощники, говорят, партизанские, так-растак! Скот взяли, избу спалили, сапоги долой, одежонку долой. И стрелять уводят, - боязливо покосился он на дверь. - Каждую ночь уводят.

Кузьма поднялся, потирая бедро. Камера была большая, напихали в нее человек пятьдесят. Кто спал на полу, кто сидел недвижимо, уставившись в грязную стенку, кто выискивал вшей в рубахе. Было душно, резко воняла в углу параша.

Стоило ли хитрить, рисковать, переходя фронт, добираться до Омска, чтобы в конце концов попасть в эту кутузку?! Он-то было обрадовался: конец скитаниям, прибьется теперь к твердому берегу, душой воспрянет возле своего барина. Сгоряча попер прямо в колчаковский штаб, к часовому: так, мол, и так, господин подполковник требуется. Часовой вызвал начальника караула - пожилого рыжеусого вахмистра с угрюмой мордой. У него аж глаза на лоб полезли; «Их высокородие тебе нужен, быдло деревенское! А вот этого ты не нюхал?» И саданул кулаком так, что у Кузьмы в мозгах поплыло.