Теодор Крёгер - Четыре года в Сибири

Прежние каторжники, поселившиеся после своего освобождения в близлежащих местностях, охотно помогают беглецам и снабжают их самым необходимым.

Так сидим мы на зимнем солнце. С низины доносится до нас колокольный звон, свободные люди идут спокойно своей дорогой, озеро Байкал отдыхает под блестящим снежным покровом, лес выглядит черным и неподвижным вплоть до далекой дали. Я оглядываюсь. Мои попутчики кажутся похожими на высеченных из камня, только в их глазах жизнь. Взгляд каторжан делает меня самого мрачным.

Мы сидим долго... но мы не ждем...

Приходит конвоир.

- Степан, иди в камеру, пришла твоя жена!

Трезвые слова, произнесенные безразличным тоном, но для души великана Степана они означают ликование. У него засветились глаза. Резко рвется он на нашей цепи, несется к тюрьме, я бегу рысью позади; мы прикованы друг к другу, но он больше не замечает это. Он забыл обо всем.

Мы добегаем до двери, Степан открывает ее. На мгновения конвоиры тянутся к револьверам, но их руки скользят вниз, на нас не орут и не ругаются, они отходят в сторону, освобождают нам дорогу, смотрят нам вслед и молчат. В их глазах не скрывается какая-то ненависть или ярость.

Молниеносно Степан падает на колени и целует женщине ноги. Они шли по уличной грязи и страдали и, тем не менее, двигались дальше – к нему.

Любовь этой женщины так же непостижимо велика, как вечно прощающая доброта нашего Бога. Никто не осмелится охватить ее. И все умолкает, все уступает ей дорогу. Это подлинная душа «Святой Руси», она совершает чудо!

Женщина среднего роста, белокура. Тонкие, впалые щеки, горящие, бесконечно печальные, лазурные глаза, изящный, тонкий нос, открытый детский рот. В руках тряпичный узелок. Так стоит она, не произнося ни слова. Теперь ее глаза сияют, как будто бы перед ними открылся Бог. Они наполняются слезами, слезами, которые давно должны были выплакаться, но всегда мучительно подавлялись.

- Боже всемогущий!... Боже всемогущий!...- едва шепчут ее губы. Тяжелое горе падает с ее души.

- Маруся!... Ты святая!... Великан, который мог бы все вокруг разбить на куски, дрожит. Когда он медленно поднимается с колен, он как бы преобразился.

- Марусенька,... душенька... женушка моя, – шепчет он. Это шепчет человек, который совершил несколько убийств, которого боится вся тюрьма, стоит ему лишь подойти к кому-то.

- Степан..., стонет женщина едва слышно, ее рука тихо коснулась головы мужчины. Ее фигура качается.

В последний момент я поддерживаю женщину, осторожно усаживаю ее на нары. Степан упирается лицом в ее колени и плачет.

Внезапно тряпичный узелок двигается... ребенок плачет.

Женщина, глаза ее все еще закрыты, улыбается полному счастью. Ребенок становится беспокойнее, он двигается сильнее, потом сильно кричит и энергично распихивает тряпки.

Великан поднимает голову, наклоняет ее в сторону. Что он со всем своим гигантским ростом и силой должен делать с этим маленьким человеком? Он робко тянет свои руки навстречу ребенку, потом они отскакивают назад. Можно ли все же касаться ребенка этими гигантскими лапами?

Малыш сильно кричит и хватает маленькими ручонками пустоту.

- Это мой ребенок... мой ребенок... Боже, мой ребенок!

Затаив дыхание, произносит это Степан, и его руки нерасторопно блуждают вокруг ребенка, не касаясь его. Цепи на руках дребезжат.

Мать распахивает свою короткую овчину, расстегивает одежду, дает грудь ребенку, и ее полные грусти глаза застывают на Степане.

Мы сидим рядом и молчим.

Наши цепи также умолкли.

- Неделями я искала тебя, Степан. Бог указал мне дорогу к тебе. Любовь ближних велика, они всегда радостно подают нищенке, даже если это их последнее. Но наша матушка Россия так велика и бесконечна. Мои ноги больше не хотят нести меня, они устали и изранены... Проводник спрятал меня в своем купе под скамейкой... я ехала три дня, мужчина всюду, на каждой станции спрашивал только о тебе, пока ему кто-то не сказал, что видел такого великана и рассказал всем об этом. Бог привел меня, так я с расспросами добралась до тебя.

Голос женщины устал, в нем слышен звук дальней тоски, долго ожидаемого тепла. Ее пальцы скользят по руке мужчины, касаются ручных цепей... пугаются. Большие глаза печально смотрят на землю. Неподвижно мужчина сидит, он тоже мрачно глядит вниз на свои скованные ноги, тогда как его огромные лапы лежат на коленях, а вены вздуваются.

Тонкие женские руки снова касаются цепей на запястьях, но на этот раз они тверды, не отскакивают испуганно назад.