Степан Злобин - Степан Разин. Книга вторая

Царь встал и упал на колени перед кивотом.

— Неразумный пастырь и нерадивый покинул стадо свое, и вот волки терзают его, и тигры пещерные и львы пустынь собрались, изрыгая рыкания! — воскликнул царь, бия себя в грудь. — Как смел я, царь недостойный, предаться печали по сыне возлюбленном и покинуть державу мою!.. — выспренне выкрикнул он. — Прости меня, Никита Иванович! Царям и мужам совета нельзя предаваться простым человеческим слабостям. Слуги державы своей всегда должны быть на страже… Зови-ка назавтра ко мне с утра лучших бояр…

И вот, сначала лишь «лучшие» и «ближние», а затем и вся Боярская дума в полном составе сидела все дни от утра и до вечера, решая дела спасения государства…

Москва закипела. Бояре спешили опередить Разина в ратных сборах: во все стороны по московским дорогам летели гонцы. В Нижний — с указами о постройке стругов. В Тулу — с приказом готовить для войска пики, сабли и бердыши. По всем городам, порубежным с казацкой землей, развозили указы о том, чтобы никто — ни купцы, ни крестьяне — не смели отъехать на Дон ни с каким товаром, а кто будет схвачен, тот тут же как вор и изменник будет казнен смертью… Во все замосковные и украинные города и уезды, во все города и уезды заокских и поволжских земель скакали гонцы, развозя призыв государя к дворянам о явке в Москву на государеву ратную службу. В монастыри поспешали посланцы с требованием выслать отданных им на прокорм драгунских коней.

Сын боярский Данила Илюхин с десятком драгун скакал из Москвы, через Муром, Нижний, Макарьевский монастырь, в Казань — к воеводе князю Урусову и в Симбирск — к воеводе Ивану Богдановичу Милославскому [24]с указом готовить высылку на воров.

Поручик драгунской службы Данила Илюхин был отправлен приказом Казанского дворца, самим боярином Одоевским, который ему указал на возвратном пути взять пятьдесят драгун у казанского воеводы, с ними заехать в вотчину Одоевских, разыскать в лесу убеглые деревеньки Никиты Иваныча и пригнать всех назад по своим местам, а заводчиков, паче всех Мишку Харитонова, зовомого «казаком», захватить живьем и везти к боярину на Москву для «особого разговора». И по голосу боярина, и по речи Данила уже заранее понимал, какой это будет «особый разговор…»

Драгуны скакали лесами, ночуя по деревенькам. На расспросы крестьян гонцы отвечали, что турки собрались войной на Москву, и они, дескать, скачут звать ратных людей на турок…

У Мурома переправились через Оку. Ехавший рядом с Данилой попович сказал, что недалече уж вотчина князя Одоевского, но он опасается пробираться домой в одиночку, страшится разбойников. Данила над ним посмеялся:

— Тебе бы, попович, в ратную службу! Ну, едем, проводим…

К ночи, едучи шагом в лесу конь о конь, попович тихонька рассказывал Даниле о том, как втроем, со своим отцом и со старшим братом, ночью они снимали с ворот повешенного мужиками княжича, чтобы его схоронить.

— Мы с батей крадемся, а ветер его качает, покойник-то будто руками машет. Боязно стало, я как затрясусь, а батя мне в рожу как двинет! «Чтоб не страшился!» — шепчет. И что же ты скажешь! Весь страх миновался… Стали мы с петли снимать его, а он как загрохочет. Я было упал, обомлел, а батя мне сызнова в рожу! Да шепчет: «Сыч кычет, дура!»

— А ну тебя, к ночи такое! — отмахнулся поручик, завертываясь в дорожную епанчу от ночного тумана.

— Нет, ты погоди, — настойчиво продолжал попович. — Вот стали мы в яму его опускать, а в лесу как загукает…

— Батька те в рыло! — со смешком подсказал сын боярский. — Ну и батька! У нас есть полковник такой…

— Небось страшишься к такому. Ты смелый в ратных людях, а тебе бы в поповичи — вот бы завыл-то, — заметил малый. — Ну, схоронили его мы вот тут, за кустом, чтобы Мишка не ведал…

— Где — тут? — перебил оторопелый боярский сын.

— Вот тут, недалече, сейчас доедем, — сказал попович.

— А стороной не объедем?

— Чудак, ты бы ранее молвил! Да ты не страшись: я ему кол осиновый вбил в могилку. Он не встает, а только скулит, как робенок плачет.

Поручик перекрестился.

— Тьфу, нечисть, спаси Христос!.. — пробормотал он.

— Ты далее слухай. Вот мы его так схоронили да по лесу крадемся. Как на нас гаркнет: «Стой! Кто таковы?»

— А батька те в морду! — подсказал сын боярский.

— Не. Батька сомлел, устрашился. А я его — в шею! Он тотчас пришел в себя: поп, мол, идет! «Падаль боярскую хоронить ходили?» — спрошает так грозно. Батька не ведает, что и сказать…