Степан Злобин - Степан Разин. Книга вторая

— Видишь, жалуются, что будными станами мы все их леса на поташ повыжгли, золой повывезли и у них-то лесов не останется скоро, — пояснил Хитрово.

— Так твои же леса, не их. А чай, просеки рублены?! — словно бы удивился Одоевский.

— Поди, разбери, где там просеки! Лес-то дремуч. Ныне просеку вырубил, завтра, глядишь, заросла! — сказал старый боярин. — Межеваны были леса, да чего-то они не поладили там с моими приказными.

Одоевский хорошо понимал, «чего они там не поладили».

— Какая-то роща языческа, что ли, у них там была, — подсказал Одоевский.

— Была, — согласился гость. — Ну, добром бы сказали ту рощу не трогать! А кто ж ее знал, что таков пожар из-за нее загорится!.. В чем у них спор, я и сам не ведаю. А ты ведь помысли, злодейство какое: человека в печи сожгли!.. На куски порубили — да в печь. И сгорел, как полено!… Лучший поташник был во всех вотчинах!

— Чего тебе было ту рощицу не уступить! Язычники за нее небось не жалели бы лесу. Раз в сотню больше тебе отвели бы добром, полюбовно, — сказал Одоевский.

Он знал, что в прошлом году черемисский староста предлагал за каждое дерево этой злосчастной рощи по пятьдесят деревьев в другом черемисском лесу. Но приказчик Хитрово требовал сто деревьев за каждое дерево.

— Я бы лишнего с них и не взял, да приказный корыстлив. Они, мол, боярин, говорят, что с той рощицы пчелы меду несут. А мы с них и воску возьмем! Их староста, черемисский, мне сам говорил: «За каждое дерево сто дадим! Перво дело, что в роще и деды и прадеды наши молились!» Он сказал, а приказной мой не стерпел — стал секчи их леса. Да сколько он там насчитал дерев, я не ведаю, право, сто аль больше за каждое дерево, только взбесились, пришли черемисы с дубьем, с луки-стрелы, учали гнать мужиков. Налезло их целая тьма. Мужики подалися назад, а приказной огнем распалился, стал бить черемис из мушкета. Поранил ли, нет ли — не знаю, а озвереть — озверели. Кинулись бочки с поташом крушить топорами, рассеяли по лесу бочек триста… Поташник мой тогда осерчал: в одну ночь половину языческой рощи срубил за дерзость… Должно быть, за то у них и пошло. Да ты сам подумай, боярин Никита Иванович, ведь зверство какое: за дерева человека пожечь! — возмущался корыстный старик.

— Язычники, боярин! С язычников много ли взять! — сказал Одоевский, с тайным злорадством отметив, что корысть не ведет к добру. — Чем же теперь я тебе пособлю, боярин? Ведь человека, который сгорел, не воротишь.

— Не в чудотворцы тебя звать приехал, боярин Никита Иваныч! — раздраженно сказал старик. — Человека с того света кликать не стану. Ты мыслишь — от старости Матвеич уж из ума вовсе выжил?! Ты черемису свою усмири!

— Какая ж она моя, боярин, помилуй! — отозвался Одоевский.

— Казанскому воеводе указ напиши, чтобы высылку выслал на черемису, — потребовал Хитрово. — Не то уж я стал не хозяин в моих лесах. Показать им боярскую крепкую руку! А не покажешь сейчас, то и пуще в дерзость придут. Уж тогда не уймешь их дву сотнями стрелецкого войска. Пойдет, как намедни в башкирцах, пылать…

Одоевский покачал головой.

— Помилуй, боярин, — откликнулся он. — Повсядни приказчики сварятся с мужиками на межевых делах. Тот с русскими не поладит, тот с черемисой, с мордвой… Не царское войско вздынать нам повсядни! Мыслю, довольно тут будет твоих людей с сотню выслать, и весь мятеж, как метлой, пометут! Не то и дворовых боярских доволе. — Одоевский взял со стола столбец — отписку казанского воеводы князя Урусова. — Вот ныне прислали, — сказал он. — Пишут нам из Казани: свияжские чуваши убили ясашного приставка, ясашный сбор — соболей и лисиц — по рукам расхватали назад да в леса подались!.. Неужто на них посылать воеводскую высылку? Мы их пуще ожесточим так, боярин. С месяц-два проживут в лесу и назад приберутся, челом бить в своей вине государю. Заводчиков выдадут головой, ясак [22]соберут — и все подобру потечет, как река… А ведь тот приставок — человек государев, и ясашный сбор — государево дело. А вышли на них стрельцов — станут засеки строить, смутьяны найдутся, стрелы, пики пойдут ковать, и покоя от них не жди.

— Сам ты молвил: ясак принесут. А мне кто поташ воротит?

— И высылку выслать — поташ не сберут, коли в реку спустили, боярин, — возразил Одоевский.

— За то мне иным товаром заплатят. Купцы прибегут — скажу: поташ потерял. А взамен им продам воску, рухляди мягкой — лисиц али белку… — не унимался Хитрово.

«Царским войском тебе собирать-то лисиц да белок!» — подумал Одоевский.