Степан Злобин - Степан Разин. Книга вторая

Тот мотнул головой.

— Пошто к вам! К Василию Лавреичу, мыслю я, наша дорога.

— А что за Василий?

— Василия Уса не слышал?! Таков богатырь-то великий! Бояр сокрушитель, дворян погубитель, неправды гонитель — вот кто он, Василь-то Лавреич! Он ватаман-то поболе вашего будет!

— Поболе?! — с насмешкой переспросили его из толпы.

— Мужики с ним всю Тульщину и Тамбовщину погромили, дворянские домы пожгли, — продолжал пленник. — А вы что? Слава про вас шумна, а поистине молвить, так вы не за правду идете, а по корысти…

— А Васька за правду? — спросил Разин.

— Василий за правду! — уверенно подтвердил пленник. — Все ведают, что Василий Лавреич за правду. За ним-то всяк, не жалея души, полезет. Таких ватаманов, как он, больше нет…

— Сам видал ты Василья? — спросил его Разин.

— Я не видал. Народ видел! Весь народ говорит — стало, правда!

— Каков же он атаман?

— Орел! Собой богатырь. И ростом взял, и дородством, и силой, и головою мудрец. С ним разок человеку потолковать, его речи послушать — и хватит тебе утешенья и радости на всю жизнь.

— Красно говоришь!.. — оборвал Минаев, подошедший со стороны, заметив волнение и скрытую ревность в глазах Степана.

— А где он, Василий-то, ныне стоит? — в свою очередь, перебил Степан.

— Вот и сам-то ищу. Сказали, что тут на Иловле, али на Камышинке-речке, в лесу он скопляет силы. Тьма народу к нему идет. Сказывают, и в день и в ночь все приходят.

— Митяй! Мы писали ведь к Ваське? — спросил атаман Еремеева.

— В первый день, как в Черкасск пришли, батька.

— А что ж он на отповедь?

— Невежа, нахальщик! — отозвался из толпы Наумов. — Гордится, знать, крепко: ни послов не шлет, ни сам не идет. Пошли-ка к нему меня, Тимофеич. Уж я наскажу ему ласковых слов… За рога приведу с повинной!..

— Ты с ним свару затеешь, а нам надо дружбой. Один у нас враг-то — бояре! — ответил Степан.

— Есаулов послать с дарами! — выкрикнул кто-то из казаков.

— Ладно, там разберемся… Пустить мужика, куды схочет сам. На что нам его! — прервал Разин.

Слава Василия Уса встревожила Разина. Кругом шумел свой огромный табор. Все было покорно воле Степана, но слова мужика не давали ему покоя.

«Единый должен быть атаман у всех казаков, — думал Разин. — Вон тогда, при Богдане, какая могучая Украина повстала — держава великая! Все атаманы и атаманишки под единую руку пришли… Говорят, что меня весь народ величает, ан — врут! Не в едином во мне народ спасения ждет. И сам ведь я ныне слыхал, как Ваську народ прославляет… В глаза-то первым меня зовут, а в сердцах как?.. Походи по стану, послушай, что бают, может, иное услышишь — не похвалу себе, а укор…

Ведь видать, что мужик не подсыльщик, от сердца все молвит… А к Ваське придет ли кто с эдаким словом про Стеньку, Разина сына?!»

Василий Ус лежал у лесного костра на овчинной подстилке. Перед ним стояла глубокая деревянная миска с похлебкой.

— Да кушай ты, Васенька, кушай, сыночек. Не станешь ись, язва тебя еще пуще замучит. Перво дело с твоей хворью — ись надо лучше. Грудиночка-то жирна-а!.. — уговаривала его старуха стряпуха.

— В душу нейдет. Отвяжись, мать! — отмахнулся Василий. — Укрой тулупом, знобит меня что-то…

— Туманом с реки потянуло — вот то и знобит! — отвечала старуха, уже укрывая его огромной шубой на волчьем меху. — Горяченькой похлебал бы — и легче бы стало!..

Василий смолчал. Он лежал, как груда огромных костей, набитых в кожу. Все большое бессильное тело атамана было словно чужое его живой русоволосой голове, на которой светились темные большие глаза. Кудрявая русая борода еще не серебрилась сединой.

— Знахарка прислала тебе щавельку. Велела сырым ись, — сказала старуха.

— Ну вот, угодила! Давай сюда. Я ныне будто корова — любую траву, а пуще с кислинкой бы ел.

Старуха придвинула к нему лыковую плетеную кошелку с щавелем. Василий набрал костлявой рукой полную горсть.

У костров вокруг по лесу был разбросан табор. Сотни три разношерстного оборванного сброда сидело в дыму, подставляя к кострам каждый свой котелок или плошку с просяной похлебкой, с ухой. Иные пекли в золе рыбу, те, вздев на ветки, обжаривали в огне кусочки бараньего мяса, свиного сала. В стороне, на поляне, бродили спутанные кони.

Молодой парнишка в лаптях, в белой рубахе вынырнул из ближних к Василию кустов.

— Василь Лавреич, яичек принес тебе свежих! — весело крикнул он.

— Где взял, Сережа?

— Матка прислала.