Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)

– Слышишь, сердце отдам! – горячо сказал Разин, настойчиво привлекая ее к себе.

От его волнения словно искры пронзили все ее тело...

– Не волен отдать, атаман! – наперекор всему своему существу хрипло, с насмешкой сказала она. – Ты птицу персицку себе завел и сердце ей отдал свое на поклев... А я, атаман честной, – задыхаясь шепнула Марья, – я... и вишни с наклевом не кушаю – курам кидаю...

Она подняла ресницы, невольно взглянула ему в глаза и в зрачках Степана увидела не любовь, а знобящий холод...

– Марья! – будто с угрозою выдохнул он.

Злые сильные руки оттолкнули ее. Она повалилась к себе на постель...

Неловко задев тяжелый струганый стол, Степан опрокинул подсвечники. Мрак охватил избу. Маша зажмурилась в ожидании, с трепещущим сердцем, уже покорная и готовая сдаться ему. Прошло мгновение, другое... Хлопнула дверь избы. По крыльцу громыхнули тяжелые сапоги атамана. Собака кинулась на него и с жалобным визгом отпрянула прочь.

По мостовой в тихой улице долго еще, казалось целую вечность, отдавалась мерная поступь Разина.

«Корчемная женка станет еще мудровать надо мной! – сквозь хмель и злость думал Степан. – Дался я им? То воевода ломается, лезет: „Отдай ясырь, отдай персиянску княжну“... Вишь ты, „царских кровей девица“... То Наумов кричит: „Войско губишь!“ Теперь стрельчиха: вишь – „птицу персицку завел“! И впрямь заведу! Плевать мне, что царских кровей! Ясырка и есть ясырка – что хочу, то творю!..»

Раздраженный Степан миновал отпертые городские ворота, даже не заметив воротной стражи, которая заранее попряталась от него, предупрежденная казаками, что «батька гневен». Пройдя два-три дома по слободе, Степан задержался.

– А ну, отходи к чертям, кто тут лазит за мной, а то и башку посеку! – громко сказал он.

– Да как же тебя одного-то пустить, Тимофеич! Ведь ночь! – оправдываясь, отозвался из-за угла ближайшей избы Наумов.

– И-их, дура-ак! Нашел отколь провожать! – сказал Разин, неприятно задетый тем, что Наумов, а может быть, и другие казаки слышали весь его разговор со стрельчихой. – Спать ступай! Что ты бродишь за мною, как тень! Как же ты, тезка, князя Мишку, главного волка, поймать не сумел!

– Он на коне, а мы пеши, батька! – оправдывался Наумов. – Отколь взялся конь, не могу и вздумать!.. Следили робята весь вечер за улицей, а коня не видели...

– А словить бы нам воеводского брата в разбое, то воевода ласковым стал бы! – поддразнил Степан.

– А мы еще потолкуем с боярином, Тимофеич! Скажем так: коли уж в Астрахани разбойники на казаков нападают, а по Волге и пуще могут напасть, – заговорил Наумов вполголоса. – Мы, мол, тяжелые пушки покинем все тут, а фалконеток покинуть не можем... А я, Тимофеич, весть получил из Паншина и из Качалинска-города: там к нам новые казаки пристанут и пушки свои с собой повезут. Тогда нам на что тяжелые пушки отселе тащить – без них в пути легче... А фалконетки мы обещаем отдать воеводе у Царицына со стругами, как Волгу минуем...

– А вдруг да не схочет? – сказал Степан.

– А мы ему, батька, ясырь привезем в покорность, княжну твою под купецкий залог отдадим да пушки, какие тяжеле. Ну, что там еще?.. Неужто ты шубу ту пожалеешь, какой он тогда любовался?

– Жалел я добра за казацкую волю! – воскликнул Разин. – Боюсь, он ясырь возьмет, пушки возьмет, шубу на плечи взденет – да снова упрется: скажет, что пушки не все...

Наумов обрадовался: в первый раз Степан Тимофеич заговорил о выдаче ясыря воеводе как о возможной сделке.

– А ты, батька, не давай вперед! Скажи: на прощанье, мол, шубу тебе приготовил, а ты не пускаешь!.. Придется, мол, крестному шубу и беречь до Черкасска...

– Эх, была не была, попытаем! – воскликнул Степан. – Ну, ты ступай спи, – отослал он Наумова.

– Люблю тебя, батька! – воскликнул Наумов, пожал ему руку и скрылся в своем шатре, невдалеке от шатра атамана.

Тимошка Кошачьи Усы вскочил с кошмы, на которой сидя вздремнул.

– Поранен ты, батька?! – тревожно спросил он.

– Я и сам-то забыл, что поранен, – такая и рана! – отмахнулся Степан.

Он прилег на ковре. Но рана вдруг стала отдаваться острой болью, мешала спать... «Пойду поброжу по бережку», – сказал себе атаман. Он поднялся и пошел меж шатрами и между казаками, спящими под открытым небом у чадящих костров.

В воде отражались яркие звезды, какие бывают только в новолунье. При отсвете их чуть маячили в стороне от берега разинские струги. Степан заметил на воде у самого берега рыбацкий челнок, шагнул в него и оттолкнулся ногой. Он нащупал весло, сильно ударил им по воде. Тотчас же вынырнул подле него сторожевой челн. Свет фонаря осветил атамана с головы до ног и, словно бы виновато моргнув, скользнул на воду...