– Дерзок, казак! – легко остановил Прозоровский. – Выше своей головы ладишь мыслить! А ты знай да помни одно: нерушимо царское слово! Надумаешь все, как государь указал, отдать, то пойдешь на Дон, а нет – погости у нас: Астрахань – город славный!
– Ин погостим! – с нарочитой беспечностью ответил Степан. – Нам тоже город по нраву, да чаяли, что воевода не схочет простым казакам дать в городе пристань... А нам-то что! Чем не житье? На Волге шатры раскинем... Прощайте покуда, бояре! – коротко оборвал Степан, выходя из палаты.
Есаулы шумно потянулись за ним. На площади народ встретил их криками радости.
Степан не успел пересечь площадь, как воеводский посланец – стрелец догнал его.
– Воевода Семен Иваныч князь, Львов зовет тебя, Степан Тимофеич, ужо хлеба-соли откушать, – с поклоном сказал стрелец.
– Чегой-то идти медведю на псарню?! – громко заметил Сергей Кривой. – Не дорого и возьмут воеводы его извести отравой! Скажи там своим...
– Скажи – приду! Пироги бы пекли, – коротко бросил Степан, перебив Кривого.
– Тимофеич, неужто польстишься на воеводский харч? Сам шею в петлю? – воскликнул Наумов. – Не пустят тебя казаки!
Степан засмеялся.
– Али худ головой воевода и силы такой не видит? – спросил он, указав на многотысячную толпу астраханцев. – Хоть дорого ценят бояре казачью башку, а своя на плечах-то им все же милей!
Народ провожал Степана от Приказной палаты назад на струги. В толпе кричали ему здравье.
Разин останавливался на пути, расспрашивая астраханцев об их нуждах, а его есаулы, по щедрости и от сердца, раздавали деньги тем из толпы, кто был больше оборван и изможден.
Разинцы жадно вызнавали у горожан, что творится в родной земле, в которой не были они больше года.
Наумов, не слушая возражений Степана и видя, что он пойдет к воеводе «отведывать хлеба-соли», подтолкнул Сергея Кривого, И вот тихомолком от Разина, говоря с астраханцами, Кривой и Наумов их зазывали:
– Ваш воевода Степана Тимофеича звал на ужин, а батька не хочет без вас. Валите вы все во двор к воеводе...
– Не смеем мы к воеводе, честной есаул! – возразил посадский бедняк.
– Кто больше-то: воевода аль ваш атаман? – спросил Наумов.
– Воеводы по всем городам, а Степан Тимофеич один на всю Русь! – бойко крикнул мальчишеский голос.
Наумов засмеялся.
– Иди-ка сюда, – поманил он мальчишку.
Босоногий веселый курносый парнишка лет тринадцати вылез вперед.
– Ты чей? – спросил есаул.
– Звонаря от Миколы, Федька, – готовно ответил курносый.
– Звонить-то любишь?
– А то! В пасху с утра и до ночи!
– Красным-то звоном! Я тоже, бывало, любил, когда был босоногим, – сказал есаул. – Так, слышь-ка, Федюнька, беги по торгам, по церквам, к кабакам – повсюду звони, зови народ: мол, Степан Тимофеич велел приходить к воеводе Львову, его хлеба-соли покушать...
– И я побегу! – подхватил второй парнишка, вынырнув из толпы.
– Что ж, и ты беги тоже.
– С дубьем? – неожиданно спросил Федька.
– Чегой-то – с дубьем? – переспросил Наумов.
– К воеводскому дому с дубьем идти хлеба-соли откушать?
– А ты прыток, Федюнька! – заметил, смеясь, Еремеев. – Нет, с дубьем ныне рано...
– И то, я гляжу, с дубьем бы – к тому воеводе, с большой бородищей! – сказал второй паренек.
– К Прозоровскому, – подсказали в толпе.
Мальчишка кивнул.
– Ага, вот к нему бы, к тому, и с дубьем. А Львов Семен – только бражник, не злой...
– Ну, гайда! – послал Наумов.
Мальчишки помчались.
Возле разинского каравана, у волжской пристани, толпа не рассеивалась до самого вечера. Иные из астраханцев успели побывать на казачьих стругах и от того почитали себя счастливыми. Догадливые бежали в кабаки и тащили вино на струги. За услуги разинцы кидали им пригоршни серебра. Сюда волокли поросят, барашков, гусей, катили пиво, бузу...
Двое казачьих есаулов постучались в двери воеводского товарища. Отставной стрелец без одной руки, бывший у Львова вместо дворецкого, отпер сени.
– Спрошает наш атаман, каким обычаем станет его принимать воевода. Чести бы не уронить атаманской.
– Не с указкой ли вы ко князю, как гостей принимать! У нас всякие гости бывают, и всем по чинам дается, – сказал старик.
– Степан Тимофеич не «всякий» гость, а большой атаман. Сколь городов воевал у шаха! – сказал кривой есаул. – Мы за честь его встанем, коль князь твой его обидит.
– А, полно брехать-то, казак! – возразил стрелец. – Кто кого в гости кличет, пошто же бесчестить?! Не басурман наш-то князь – православный! Я в сечах с ним был и его обычаи знаю... Кто гостя бесчестит – сам чести не имеет...
Читать дальше