Сергей Зарубин - Трубка снайпера

Щелкнул лейтенант каблуками начищенных сапог, повернул­ся и вышел.

В тот же день выдали Номоконову «Памятную книжку снай­пера». В ней записали, что стрелок имеет на своем счету 76 уби­тых гитлеровских солдат и офицеров. Ниже – особая запись, скреп­ленная полковой печатью: «По данным разведки, 25 октября 1941 года С. Д. Номоконов уничтожил представителя гитлеровской став­ки, инспектировавшего войска переднего края. Снайперу объявле­на благодарность командира дивизии».

Все в порядке теперь, все на месте. Правильно, лейтенант! И новый командир полка нашел время, чтобы прийти к снайперам, хорошенько с ними поговорить, узнать, как они живут, как воюют, в чем нуждаются. А потом человек с густым голосом кивнул Но­моконову, попросил его проводить и в темноте у блиндажа руку протянул:

– Извиняюсь, товарищ Номоконов. Нервы у меня… Плохо мы тогда воевали, отступали… Много было в наших рядах паникеров, разболтанных людей.

– В машине не было эдаких, командир. На фронт люди двига­лись, воевать. Однако, о своей земле думали, защищать ее встали. Догадался, почему обидел людей? Не за то, что гусем шли, не за то, что обмотки плохо крутили… Это как руки поднимать перед фашистами? Забыл?

– Ну, хорошо, хорошо, – зарокотал полковник. – Все ясно, молодец.

И ушел.

С легким сердцем шел в бой Номоконов. Укрывшись в яме за вывороченным пнем, вспоминал он события последних дней, мыс­ленно благодарил своего командира взвода.

Первые километры освобожденной земли… Запомнилась Номоконову «частная наступательная операция» дивизии –лишь пос­ле третьего штурма цепи пехотинцев прорвали первую линию вражеской обороны. Пули Номоконова дырявили ожесточенно сопротивлявшихся врагов, настигали убегающих, останавливали офицеров. С высоты бил пулемет, никому не давал подняться, и на глазах солдат, лежавших рядом с ним, Номоконов истребил весь расчет.

На гребне высоты, отвоеванной у врага, остановился снайпер, оглянулся, осмотрел долину, так долго бывшую «ничейной». Как растревоженный муравейник, кипела теперь она. Среди сновавших серых фигурок появлялись вспышки пламени, сизые купола раз­рывов, клочья дыма. Фигурки падали, исчезали, вновь поднима­лись и упорно продвигались вперед. Шла подмога. Цепи охваты­вали подножие горного кряжа, поднимались по склонам, исчезали в лесу. Хорошо виднелся и островок ельника– разгромленный вра­жеский опорный пункт. Возле него в день первого снега на старую звериную тропинку, на которую артиллеристы выкатывали теперь большую пушку, упал гитлеровский генерал. Добрая была охота! Понял Номоконов, что уже не вернется в свой блиндаж. После­дний рубеж, на котором осенью закрепилась отступавшая 34-я ар­мия, оставался позади.

Номоконов обернулся и помахал рукой.

Прощайте, бугорки, пни, насквозь простреленные, переломан­ные елочки! Вы укрывали солдата, заслоняли от пуль, и он кланя­ется вам, шепчет слова благодарности.

И на запад долго смотрел Номоконов. Поодаль бугрились лы­сые тусклые холмы, виднелись низкорослые ели с обломанными сучьями, серо-зеленые валуны, овраги. Холодная, но своя земля. За­кинул солдат винтовку за плечо и пошел на звуки удаляющегося боя.

На новой позиции снайперы выбрали для жилья блиндаж, оставленный врагами. Солдаты подметали пол, мыли закопченные стены, а лейтенант Репин подходил к ним и расспрашивал о результатах работы в наступательном бою. Видел Номоконов: в тот день после каждого его выстрела падали на снег немецкие солдаты.

Твердо сжимались губы таежного зверобоя. «Если вы этого хотели, – мысленно говорил он, – получайте нашу землю…». Когда подошел к нему лейтенант, он сказал:

– Запиши трех, пулеметчиками были… А так… Много я сегод­ня, лейтенант…

Солдат стоял у железной печки и подбрасывал в топку мусор, который сметали товарищи. Среди вороха бумаг мелькнула красоч­ная обложка журнала. Номоконов подобрал ее и стал рассматривать.

На всю жизнь запомнилась картина.

По улице большого города грозным строем шли немецкие сол­даты. С балконов и тротуаров их приветствовали женщины, бро­сали охапки цветов.

– Кто так встречал фашистских захватчиков? Скажи, старший сержант.

– Не наши, – разъяснил старший сержант Юшманов. – Жур­нал немецкий, сфотографировано в Германии… «Берлин, август 1941 года, – читал он. – Солдаты уходят на Восточный фронт».

Видел Номоконов: молодые люди, шагавшие по улицам боль­шого города, шли убивать, грабить его страну в полном согласии со своими матерями. Радовались женщины, шляпами махали, пла­точками. Немецкие матери бросали цветы под ноги солдат, шагав­ших на войну.