Сергей Зарубин - Трубка снайпера

Можно хорошо рассмотреть идущих к траншее людей, пожа­луй, и с крыши строения. Сарай ставили когда-то возле озера, рыбацкую избушку или зимовье? Обгорела, на виду нашей ар­тиллерии и вроде бы не подходит для снайпера. Семьсот метров до избушки – не меньше. Несколько раз Номоконов приподни­мал на рогатине шапку, уже простреленную во многих местах, но немец «не клевал». Тогда «шаман» обходным путем сполз в свою траншею и краешком глаза осмотрел местность перед ней.

Справа, метрах в пятнадцати, на склоне бугра виднелась боль­шая воронка, образовавшаяся от разрыва тяжелого снаряда. Надо было привлечь внимание немецкого снайпера на себя. По просьбе Номоконова солдаты вынули из-под брустверной ниши два коро­теньких бревна, надели на них телогрейки, застегнули и по коман­де в разных местах скатили вниз. Немец не успел выстрелить в человека, покатившегося к воронке одновременно с чучелами, но, несомненно, увидел его.

– Теперь стреляй, фашист! – упал Номоконов.

Передохнув, он отполз на край ямы и быстро установил там свою винтовку. Приклад уперся в твердую землю, шнур был с собой, а колышек нашелся. Солдат отполз на другой край во­ронки, чуть приподнялся, навел бинокль на крышу сарая и дер­нул шнур.

В тот же миг на крыше чердака блеснула крошечная молния. Она засветилась как раз там, где не хватало нескольких досок. Не­мец ответил выстрелом на выстрел: возле дула винтовки рассы­пался, задымился легкой пылью комочек земли.

– Попался, – удовлетворенно сказал сам себе Номоконов. – Лад­но стреляешь, а только и у тебя нет терпенья…

Выждав с минуту, осторожно потянул за шнур, подтащил вин­товку к себе и, сунув в рот холодную трубку, немного полежал. Те­перь все решал один выстрел, и надо было успокоить биение сердца.

Потихоньку, сантиметр за сантиметром, стал выдвигать свою винтовку Номоконов. Можно было стрелять. Мушка закрыла по­ловину черного проема на крыше чердака, замерла. Вдруг что-то тупо ударило по лицу, оглушило. Номоконов приник к земле, ощу­пал щеку, отполз на дно воронки.

Меток и внимателен был немец– вместо трубки во рту торчал коротенький обломок мундштука. Звенело в ушах, изо рта сочи­лась кровь. Номоконов выплюнул остаток трубки, чуть отодвинул­ся, мгновенно приподнялся и, наведя мушку на проем в чердаке, выстрелил.

Пуля смертельно ранила врага. Цепляясь за доски, он появил­ся в проеме, встал в рост, выпустил из рук винтовку и на виду у всех, кто следил за поединком, рухнул вниз. Номоконов дважды выстрелил в немецкого снайпера для верности и припал головой к холодной земле.

Расслабились мышцы, исчезло напряжение, обручами сковав­шее тело в минуты короткого поединка. Одним фашистом меньше. Но нет и трубки – бесценного отцовского подарка. Из крепкого, как камень, корня дерева точил ее Данила Иванович Номоконов, охотник-следопыт. Потом, уже в колхозе, когда распустили охотни­чью бригаду, отправился старик в тайгу, чтобы прожить там ос­таток своих дней. Вот тогда в последний раз пришел он к своему сыну:

– Может, ты, Семен, и научишься ходить за плугом, водить трактор, а мне поздно. В тайге родился, на охоте и умру. Бери мою трубку, сохраняй – счастливая…

Ушел с дробовым ружьем. И умер зимой в чуме, который по­ставил в глухом урочище. Десятка три белок было у семидесяти­летнего старика и шкурка соболя. С честью закончил Данила Ива­нович последний сезон охоты.

Трубка, выточенная руками отца… Как сокровище берег ее Семен Номоконов, хранил в заветном месте. А поехал на фронт – взял с собой, обкурил… И вот осколками брызнула она в разные стороны. Пропала «сибирская бухгалтерия», как говорил иногда лейтенант Репин…

Приподнялся солдат, погрозил кулаком в сторону немецкого переднего края и, уже не опасаясь пули от меткого врага, пошел к своей траншее.

– Вас ждет командир дивизии! – встретили Номоконова сол­даты.

На рассвете – в бой. Задолго до начала атаки выйдут снайперы на исходный рубеж и скрытно займут свои позиции. Каждый чет­ко знает свои обязанности, но никак не угомонится командир взво­да лейтенант Репин: собирает солдат, чертит что-то на листке бу­маги, волнуется.

– По всей видимости, наша дивизия срежет этот выступ и возьмет высоты. Для чего? Мы получим плацдарм для дальнейше­го наступления! Чувствую, товарищи, завтра мы пройдем первые километры по освобожденной земле! Пройдем – многое сделано для этого.