— Мели, Омеля! А коли дойдет?
Кто за то, чтобы к Болотникову идти, кто — чтобы дома сиднем сидеть. Такой гвалт поднялся, чуть не в драку! Под конец староста Ефрем, поджарый крепыш, на барышника-цыгана похожий, с пня произнес убеждающе:
— Будя, православные, будя! Ныне так и сделаем: кой к Болотникову, становись вот сюды, налево; кой остается, направо становись.
Разбрелись, куча народу налево была больше. В нее пошли иные, кои с пня сказывали, что дома оставаться надо. Первый дядя Федот пошел налево. Ему удивленно закричали:
— Дядя Федот, подворотней ошибся, не в то крыльцо прешь. Чудак человек!
Федот обернулся на крики, его топорное лицо потеплело, и говорит:
— Раздумал, братцы! Болотников-то из мужиков. К ему попру!
Крестьяне слыхали, что в других местах народ выбирает атаманов, есаулов, что без вожаков неподходяще. Тут же на сходе они выбрали двух есаулов. Ими оказались оба прежних старосты. Есаул Фома под конец удовлетворенно сказал:
— Ну вот, браты, дело порешили. Заутра даточных отправим да и зачнем нову жизнь слаживать. А Шуйского, ну его к ляду!
Сход весело разошелся.
Народ чутьем разбирался, куда ему надо идти, и стихийно вливался в войско бедноты. Из Михайловки, Васильевки, других деревень, починков, сел, городов, по полям, лесам шли, ехали одиночки, кучки, толпы и все к заветной цели — в Тулу, к Болотникову, вождю народному.
Так и раньше делали.
Когда Болотников с войском шел к Туле, он нагнал Телятевского, задержавшегося после битвы при Пчельне. Теперь они двигались вместе.
В мае их войска вступили в Тулу.
Шумно и радостно встретили объединенную рать горожане. Князь Шаховской и Лжепетр с частью своих войск были в отлучке из города.
Богатырски сложенный Болотников ехал на своем, под стать ему, крупном черном коне. Он был в шлеме, панцире. Тяжелый меч, пистоль. Рядом с ним князь Телятевский казался жидким, мелким. За ними двигались верхоконные войска, среди которых выделялись донцы, запорожцы, украинцы, во главе с Беззубцевым и Горой, терские казаки; марийцы Телятевского на низких с косматыми гривами лошадях. Потом шли пешие дружины. Сзади ломовые кони и волы тащили громыхающие пушки, ядерные ящики. Под конец следовал обоз.
Туляки дивились, ахали, охали, лущили семечки. Дядя-бородач, в стеганом длиннополом кафтане — азяме, валяном колпаке, в лаптях, заметил:
— Что-то Иван Исаевич наш да князь Телятевский будто и не подходят один к другому, словно кожан да сафьян чеботы.
Про запорожцев и донских казаков почтительно замечали:
— Вот так воины! Приглядны да веселы! Главу немешкотно оттяпают, и оглянуться не успеешь!
На марийцев смотрели с удивлением.
Целый день шло веселье в Туле.
Болотников временно остановился в одном тереме с Телятевский. Вечером, во время веселой трапезы, они разговорились. Болотников приглядывался к Телятевскому.
«Да, состоял я во время оно у князя в холопах. Конечно, за десять лет постарел князь, оплешивел, зубов не хватает, а гордость боярская все та же».
Князь, усмехнувшись, спросил у Болотникова:
— Воевода, дело давнее, токмо вспоминаю я, что был у меня в Телятевке крестьянин Исай Болотников, а сын его Иваном прозывался. Случаем — не ты?
— Я, княже!
— Значит, воевода, ты…
Князь замялся. Болотников, твердо глядя ему в глаза, отчеканил:
— Молвить хочешь ты, что я холоп твой? Да, было, княже, да быльем поросло. Ушел я в ту пору от житья сладкого у Остолопа твоего. У казаков воевал, в полон попал к татарам да в Туретчину, а после в Венецейской земле обретался. Так-то, княже!
— Знаю, знаю. Слышал о жизни твоей на Дону и в иноземных краях. А прочее, — князь махнул рукой. — Э, что там, Иван Исаич! Конечно, оно так и есть, как сказываешь: было, да быльем поросло. Слова мои к случаю пришлись. Выпьем! — сказал Телятевский.
А сам думал: «Ивашка, холоп мой был, а поди ж ты, какую силу взял! Войска царские от Калуги прогнал. Признаться надо: молодец, молодец! Искусный воитель… Книжен зело… Супротив моего «Петра» куда выше! Вот те и смерд!»
Спесь боярская и невольная симпатия к Болотникову боролись в душе князя.
Через несколько дней в Тулу вернулись «Петр Федорович» и Шаховской. Скоро к Болотникову явились все большие военачальники. Князь Шаховской был все такой же: быстрый, крепкий, решительный. Он, улыбаясь, облобызал Болотникова, подумал: «Покамест он силен. Стало быть, за его мне надо держаться! Прямой расчет!»
Следом, развязно и заносчиво глядя на окружающих, вошел богато одетый «Петр Федорович».
Читать дальше