Александр Савельев - Сын крестьянский

— А вина тоже не больно много дают, — осторожно, как бы подбираясь ощупью, заметил один из них.

— Коли вином поить будут, значит, жди опять побоища!

— Пропади оно пропадом и вино-то!

— Пущай война пропадет! — сказал переодетый, вызвав общее сочувствие стрельцов.

Поев, лазутчики ушли к расположенному в лесу большому сараю с провиантом. Стражи кругом не было: обедали. Смельчаки подложили под сарай моченую в смоле и выжатую паклю. Зажгли. Сарай сгорел.

Вернувшись в острог, лазутчики доложили Ивану Исаевичу о сделанном.

Эти вылазки, большие и малые, держали врагов в постоянном напряжении, причиняли им большой урон.

Близ реки Вырки, на том берегу Оки, недалеко от Калуги, пролегала дорога. По обе стороны тянулись леса…

Вьюга кружит снег, треплет кусты, наметает и разметает сугробы. Проскочил заяц и скрылся в белизне. Временами сквозь завывание непогоды слышен вой волков.

На дороге показался большой отряд. Впереди на гнедом жеребце, в шубе поверх панциря, в шлеме, пожилой князь Василий Федорович Масальский. Ветер треплет его длинную бороду, снег слепит глаза. С ним несколько верхоконных начальников. Небольшой «наряд». Сзади тащатся сани. На них — воинская поклажа, бочки с порохом, всякая снедь. Время от времени князь кричит:

— Эй, конник! Езжай вперед, погляди, как путь! Конник исчезает в снежной мгле и вскоре возвращается.

— Нет проезду, — докладывает он.

Действительно, всадники упираются в завал из деревьев.

Это пробирается большой отряд донских казаков во главе с князем Масальским на помощь Болотникову. Масальский примыкал к сторонникам «царя Димитрия».

«Худо дело!» — мрачно думает князь.

— Хлопцы, — приказывает он, — разбирай завал. Казаки стали растаскивать деревья. Из хвойного леса с двух сторон раздалась оглушительная стрельба.

Засада! Врагов не видно. Они бьют из самопалов на выбор. Много казаков скрылось в обочины, отстреливаются.

— За мной! — кричит лихой есаул Синявин. — Завал минем, на путь выйдем.

Сотни три казаков, проваливаясь в сугробах, двинулись за ним. Но пуля настигла удальца. Уткнулся в снег, окрашенный алой кровью.

Почти все полегли вместе с есаулом.

Долго шла битва. Казаки огородились санями, набитыми снегом, упорно отстреливались из-за них и из обочин, где лежали и лошади. Враги рвались к валу.

Князь Масальский сам водил несколько раз казаков на зарвавшегося противника, которого прочесывали и из трех легких пушек, пока не кончились снаряды.

В последней верхоконной схватке Масальский был тяжело ранен в ногу, свалился без памяти в снег.

Новый большой царский отряд ворвался в расположение осажденных.

Десятка два казаков бросились к саням с порохом.

— Ставь бочки с зельем впритык, крышки выбивай! Взорвем себя — и вся недолга! — воскликнул сотник Прокудин, рослый, стройный, сероокий.

Его лицо в рябинах после оспы пылало от возбуждения. В руках окровавленная сабля.

— Подожди зажигать! Крикну, когда надо!

На казаков яростно наседал большой отряд врагов.

— Бей гилевщиков!

— Глянь — бочки!

— Уж не золото ли?

— Должно быть, золото или серебро к Болотникову везли!

— Глуши, глуши воров!

Когда куча врагов вплотную придвинулась к бочкам, Прокудин, отбиваясь саблей, крикнул:

— Ничипор, зажигай!

Старик казак бросил в бочку горящую смолу. Раздались один за другим оглушительные взрывы. Сгрудившиеся казаки и группа вражеских бойцов разлетелись в клочья.

Битва кончилась. Добивали раненых. Немногие спаслись.

В засаде была рать боярина Романова и князя Мезецкого, отправленная князем Иваном Шуйским из осадного войска. Медленно двинулись они обратно под Калугу, увозя раненых Данилу Мезецкого и пленного князя Масальского.

Как-то утром Шаховской прошел в покои Илейки в воеводском доме.

Князь застал «царевича» в большой комнате, полной людей. Казаки привели группу захваченных приверженцев Шуйского. Здесь был один седоволосый боярин, укрывшийся в своей вотчине и обнаруженный крестьянами; воевода занятого восставшими городка, чудом избежавший виселицы. Толпились несколько помещиков-дворян. Тут же находились стража и несколько начальников войска «царевича».

Илейка чинил задержанным «царским челядинцам», «народным супротивникам» суровый допрос. Такие допросы стали теперь обычными в Путивле, в покоях «царевича». Он охотно занимался ими. Суд и расправа Илейки с озлобленными, непримиримыми врагами народного восстания были беспощадны. Так же беспощадны были и враги.