Ольга Трифонова - Сны накануне. Последняя любовь Эйнштейна

А ведь так хорошо все начиналось. Весна шестнадцатого. Они играли в черный резиновый мяч в одном из дворов Трубниковского переулка. Она жила рядом, на Поварской, в семье доктора Бунина и лениво посещала юридические курсы мадам Полторацкой. В Трубниковский к своим друзьям ее привел жених — милый Петя Дромирский, а там этот черный, сухой, с огненным конским глазом, в сапогах и косоворотке. Она знала о нем от Оли Овчинниковой. Оля ему позировала, потом спала с ним, говорила, что в постели нет ему равных, но пьет сильно. Оля ходила позировать, когда он еще жил в Афанасьевском, там была артель художников «Мурава», а Оля в те поры очень нуждалась, это потом привалило нежданное наследство.

Черный платил за сеансы щедро и уже тогда был знаменит, к тому же оформлял особняки и богатые магазины.

В общем, резиновый мяч перебрасывали долго, она раскраснелась, волосы растрепались, но чувствовала, что очень мила в синей суконной юбке и белой блузке, похожей на матроску, — с синей каймой на большом отложном воротнике.

Потом сидели на скамье, и он разглядывал ее руки, говорил, что такие длинные и красивые пальцы видел только у девушек на картинах Боттичелли и лицо у нее — тоже боттичеллиевское, расспрашивал, откуда взялась такая, и, узнав фамилию, рассмеялся: «Рядом с нашей деревней был Воронцовский лес, не вашего ли батюшки собственность?» Она сказала — нет, хотя батюшка и дворянин, но служит присяжным поверенным и живет в Сарапуле.

А «Воронцовский лес» стал потом только их интимной шуткой: «Не пойти ли мне в Воронцовский лес». Но до таких шуток тогда в Трубниковском было еще довольно далеко.

Она и так металась между знаменитым певцом и его сыном, а тут закрутилось новое: ночные поездки в «Яр», мастерская на Пресне… Лужок перед домом он засеял рожью и васильками, но жизнь в мастерской текла совсем не идиллическая — все эти дворники, формовщики, слепые лирники с выпиванием «по маленькой», а по ночам, после театра, после концерта, собиралась московская богема. На ночные бдения со жженкой, с чтением стихов, чудной игрой на скрипке его друга, несравненного Сибора.

Паганини и Бах. Любовь на всю жизнь. Они и с Генрихом сразу нашли общий язык, потому что любовь к музыке у обоих была запредельная. Генрих говорил: «Музыка у меня в крови». А Детка воплощал музыку в своих портретах знаменитых музыкантов.

Она не позволила ему «пойти в Воронцовский лес», предвидела его горькое недоумение и уехала на лето домой. Вдруг телеграмма: «Встречай».

Отец был изумлен: «Какой такой знакомый?! Он — действительный статский советник, его превосходительство, для военных — генерал. Он в отцы тебе годится, откуда такие знакомства? И зачем едет?»

Оказывается, приехал делать предложение руки и сердца, так его забрало в ее отсутствие, да и преданность Пети пугала.

Она встречала его на пристани, специально в той же синей юбке и белой блузке с синей же каймой. Было жаркое солнечное утро, и он потом говорил, что волосы ее светились золотым нимбом.

Но отец держался с ним очень почтительно и очень сухо. Называл «ваше превосходительство», но в сватовстве отказал, сославшись на слишком большую разницу в возрасте.

Весь следующий день они гуляли по городу. Прямые улицы, белые одноэтажные дома, сады, сады и нескончаемые разговоры. Решили ждать до осени, пускай Иван Тимофеевич привыкнет к мысли, но не утерпела и в начале августа объявилась на Пресне. Сразу увидела на подиуме свой бюст из темного полированного дерева, одну из лучших его работ. Увидела — и отлегло от сердца: «Ничего, как-нибудь обойдется!»

Обошлось, но не сразу. Тогда-то и сказал о смоленских девках, которые себя блюли, и о женитьбе не заговаривал, вот и пришлось терпеть шесть лет, пока сопливый маленький беспризорник не крикнул на всю улицу: «Зенись, дед, зенись!»

А в поезде он сказал что-то другое, какой-то намек на ее отношения с певцом, да, вспомнила: он готовил тогда представление для Первого московского цирка. Пластическую сюиту «Самсон» с участием борцов и знаменитого певца в заглавной роли. У певца действительно было прекрасное тело борца, мощное, с проработанными мышцами. Вот на этот счет Детка и прошелся, мол, тебе же хорошо известно, какая у него замечательная фактура. Детка был большой ехидной, до старости припоминал ей грешки, да и вообще мог отмочить такое, что иногда дух захватывало от страха за него и за себя.

Например, в восемнадцатом.

После возвращения из Петрограда он дни и ночи проводил у кремлевской стены, руководил установкой своего барельефа «Павшим». Барельеф открыли седьмого ноября, очень торжественно — со знаменами, с оркестром. Присутствовали все бонзы новой власти, а вождь сказал пылкую речь.