Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

Патриарх повернулся к боярам, вскинул посох к взбудораженной толпе:

— Стало быть, народ порешил Петра Алексеевича на царство. Тому и совершиться.

Тут же в палатах объявили думным боярам о приговоре собора. Иоаким благословил Петра на царство, как и положено, московские жители, солдатские полки, бояре, духовенство присягнули новому десятилетнему царю. Тут же определили на службу и стольников покойного царя. Петра и Федора Апраксиных назначили в стольники к Петру, младшего, Андрея, приставили к царевичу Ивану.

Старший Апраксин, Петр, ухмыльнулся:

— Вот нас и разлучили по разным хоромам.

— Вам-то вольготней при государе будет, — шмыгал носом Андрей.

— Оно верно, — согласился степенный Федор, — токмо править-то, видно, царице Наталье Кирилловне выпадет, а при ней умной головы не видать.

У Милославских умных голов хватало. Первенствовала двадцатипятилетняя царевна Софья. Природа обделила ее красотой, но Бог умом не обидел. Время замужества миновало, а царевне без мужа прямая дорожка в монастырь… Другое дело правительницей стать, а честолюбия ей было не занимать. Потому и время не упускала. У кого власть, тому и всласть.

На другой день хоронили царя Федора. В последний путь его из женщин провожали, как и принято было, только вдовствующие царицы Марфа Матвеевна и Наталья Кирилловна. Отпевали в Архангельском соборе. Марфа Матвеевна слегка тронула за локоть Наталью Кирилловну:

— Никак Софья пожаловала.

От входа, не глядя на собравшихся, твердой походкой подошла к гробу царевна Софья. По всем канонам в день похорон царевнам воспрещалось быть на народе.

Выходка падчерицы возмутила Наталью Кирилловну. Взяв за руку Петра, подошла к гробу, простилась с покойным, и они вышли из собора, не дождавшись конца отпевания.

Софья в душе ликовала, а выйдя из собора, обратилась к народу:

— Царица пренебрегла литургией. Враги братца моего Федора отравой извели, а Ивана от царства отпихнули. Куда теперь нам, сирым, податься? Разве в чужую землю?

Ядовитое семя было брошено. Народ начал недоумевать. Взволнованная Наталья Кирилловна советовалась с братом, что-то недоброе затевалось у Милославских.

На другой день царица вызвала Федора Апраксина. Давно она приметила стройного, русоголового, чуть застенчивого и приветливого царского стольника. Не раз забавлялся он с Петром. Слыхала она и про нелегкую судьбу братьев, без отца выросли.

— Федя, тебе наказ мой первый. Скачи без промедления в Кострому. Там в Луховской вотчине боярин Матвеев Артамон Сергеевич. Он еще ни о чем не ведает, а ты ему передай на словах, как есть. Быть ему поскорей на Москве. Худо здесь.

Спустя два дня забродили стрельцы, в Кремле объявились их выборные. Принесли челобитные и жалобы. На площади кричали, размахивая бердышами:

— Извели нас полковники неправдами и безденежьем! Выдайте нам тех воров! Ужо мы с ними посчитаемся!

Испуганная царица Наталья, по совету близких, отдала на суд стрельцов шестнадцать полковников. В одночасье схватили их стрельцы, у Разрядной избы держали на правеже, часами били палками, пока полковники не выкладывали деньги по стрелецким счетам.

Кипение страстей не враз начинается. Главное, вовремя запалить недовольство, а там ветер раздует огонек — и заполыхает пожар…

У Милославских собрались единомышленники — князь Василий Голицын, воевода Иван Хованский.

— Из Твери вести долетели, — начал разговор хозяин Иван Михайлович Милославский, — в путь-дорожку собрался Артамон Матвеев. Прослышал о переменах в Кремле, на подмогу едет.

— Откуда сие? — спросил Голицын.

— Стольник Ивана-царевича проговорился. Его братец оттоль возвернулся, Наталья кликнула Матвеева.

— Стреляный воробей, такого не проведешь, — покачал головой Голицын.

— Нипочем он нынче стрельцам-удальцам, сладят с этим волком, — как всегда, хвастал «тараруй» Хованский.

Милославский криво усмехнулся:

— Твоими пьяными головами надобно верховодить с умом. Наталья вона пожаловала своего сына, сосунка Ивана, в бояре, да еще в оружничьи. К пищалям приставить похотела.

Голицын хитро прищурился:

— Добрый повод стрельцов закипятить. К тому же нарышкинского сподвижничка Юрья Долгорукого стрельцы не уважают…

— Какое там, — в тон ему хрипло проговорил Хованский, — стрельцы только случая ждут порешить его. Я-то ведаю.

— На той закваске и надобно сыр-бор затеять, — жестко подвел черту Милославский. — Весь корень нарышкинский по возможности иссечь. Кричать стрельцам в Кремле следует по списку, наперво означим Артамошку да Иванушку Нарышкина.