Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

Прислала Москва нового архимандрита Иосифа. Монастырь его не принял, увещевал братию прежний архимандрит Варфоломей, так его «мало не убили».

«А клобук у меня на голове изодрали и волосы выдрали», — жаловался он в своей «скаске».

Царь распалился, отобрал у монастыря все села, деревни и промыслы, запретил пропускать в монастырь деньги и припасы. Братия послала челобитную: «мы тебе, великому государю, не противны», готовы, мол, к присылке «меча царского», который поможет «от сего мятежного жития переселити нас на оное безмятежное и вечное житие».

Скоро прибыл в монастырь и «меч царский». В июне 1668 года неприступные стены крепости-монастыря на «месте украинном порубежном» обложили не вороги, а царские войска. Привел их стряпчий Игнатий Волохов и послал в монастырь царский указ.

Один из управителей монастыря, священник Геронтий «о стрельбе запрещал» и говорил, «чтоб против государевых ратных людей не биться и монастырь не закрывать». Однако попа не послушали и посадили в тюрьму. Верховодил у монастырских возмутителей сосланный на Соловки бывший архимандрит Саввинского монастыря царский духовник Никанор.

Волохова в монастырь пропустили, царский указ выслушали, исполнять отказались, а вслед стряпчему выпалили из пушек и пищалей.

В расспросных речах царскому воеводе бежавший из монастыря священник Митрофан показал: «Мятеж учинился о новоисправленных книгах от черного священника Геронтья, да от архимандрита Никанора, да от келаря Азарья, да от служки Фадюшки Бородина с товарищи… А стрельба-де зачалась от Никанора-архимандрита, да от служки Фадюшки Бородина с товарищи; и он-де, Никанор, по башням ходит беспрестанно, и пушки кадит, и водою кропит, и им говорит: «матушки-де мои галаночки [19] Галаночки — пушки, привезенные из Голландии в XVIII веке. , надежда-де у нас на вас, вы-де нас обороните»; и велит по воеводе по Иване Алексеевиче Мещеринове и по ратным людям стрелять беспрестанно, а на башнях и по стенам приказывает караульщикам смотреть из трубок его воеводу: как-де усмотрите, и вы-де по нем стреляйте; как-де поразим пастыря, а ратные люди разыдутся, аки овцы…» Так началось знаменитое «соловецкое сидение» на семь лет. Восставшему монастырю потянулась помощь со всей округи. По этому поводу из Москвы отправили царскую грамоту.

«Ведомо нам, великому государю, учинилось, что из Сумского и Соловецкого монастыря, из усолий и из иных мест всякие люди ездят водяным и сухим путем в Соловецкий монастырь будто для моления, а к мятежникам того монастыря, к старцам, привозят рыбу и соль, и хлебные, и всякие съестные припасы… Абуде кто что хотя малое привезет, и от нас, великого государя, тем людям быть священнического и иноческого чину в ссылке в Сибирские городы и дальние монастыри, а мирским людям в смертной казни, безо всякой пощады».

К смутьянам не только везли припасы, но и пробирались с Руси недовольные, тайком, лесными тропами, сторожко, по глухим дорогам. Об этом доносили царю воеводы: «В монастыре собрались и заперлись многие воровские и казенные люди карнаухие, и у многих руки сечены, и у редкого человека спина не жжена и кнутом не бита… Собрались солдаты и холопы боярские, из Дону и с Волги воровские казачишки».

О вольном духе восставших и решимости не сдаваться поведал священник Митрофан: «А про великого государя говорят такие слова, что не только написать, но и помыслить страшно. А сели-де они, воры, в монастыре на смерть, сдаться никоторыми делы не хотят. А хлеба у них, воров, будет лет на десять и больше, а пороху-де у них было сначалу девять сот пудов, а нынешнего-де лета они выстрелили по государевым людям половину; а на башнях-де у них девяносто пушек… А как они в Соловецком монастыре заперлись, приезжали к ним в монастырь с рыбою и с харчевыми запасу с берегу многие люди… А братьи-де в монастыре двести человек да бельцов триста человек».

Семь лет отбивались от стрелецких полков Соловки, продержались бы и дольше, да нашлись предатели.

— Среди стада всегда паршивая овца сыщется, — то ли с сочувствием к бунтовавшим собратьям, то ли так, для красного словца, сказал напоследок Фирс. — Случился среди смутьянов един Иуда, бежал к воеводе, рассказал про потаенный ход. Секли без пощады Никанора, в тот же день казнили, прочих тож порубили, кого в проруби утопили, всех до единого…

Давно карбас подвернул к Соловкам, уже западало яркое солнце за горизонт, на востоке сверкнула первая звезда.