Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

В Троицком монастыре с нетерпением ждали Федора Апраксина. Наступал ответственный момент, в Кремле к власти пришли новые правители. Держава, подобно кораблю, не может длительное время существовать и двигаться вперед без кормчего и надежной команды. Капитан, наметив цель плавания, определяет курс и отдает распоряжения. Экипаж повинуется, от его выучки и слаженности в работе зависит безопасность и успешность плавания.

Пока Апраксин выяснял обстановку в окружении старшего царя, в стане младшего царя делили приказы. Вершили эти дела сам Петр и Лев Нарышкин.

— Тебе быть главою Посольского приказа, а стало, и сберегателем всего правительства, — сразу определил Петр. — Тихона Стрешнева поставим на Конюшенный, а Ивашку Троекурова на Стрелецкий. Там верный человек надобен и твердая рука.

Троекурова царь сразу же отправил в Москву.

— Поезжай, пошерсти Стрелецкий приказ по всем закоулкам, дабы семя Шакловитого да Милославских где не проросло.

Иван Троекуров степенно поклонился:

— Все изыщу, государь, и выведу ту нечисть.

Почти четыре десятка лет состоял он при царских особах. Кем только не служил престолу. Начал стольником. Был воеводой в Киеве и Смоленске, брал под начало приказы — Иноземный и Рейтарский, Судный и Поместный…

— То не все, Иван Борисов, — продолжал Петр, — передашь брату моему любезному Ивану Алексеевичу, штоб Софью из Кремля выселить. Определить ей почетную прислугу и все довольствие. Но житье будет у нее под стражей безотлучное, и ни с кем не якшаться без нашего ведома.

Троекуров понимающе склонил голову, но спросил:

— А ежели она не похочет?

— Передай братцу, допрежь того, пока Софья не съедет, ноги моей в Кремле не будет. Да ты сам все то и исполнять будешь. А я покуда займусь марсовыми делами с преображенцами.

Раньше, во время потешных боев в Преображенском, он редко общался с иноземными офицерами. Два-три человека командовали ротами, мастер Зоммер мастерил ему гранаты. Теперь, в монастыре, он впервые столкнулся с иноземным генералом Патриком Гордоном, его подчиненным Францем Лефортом. Оба пришлись ему по нраву. Первый знанием военного дела, второй — бесшабашностью, компанейским, веселым характером.

Отослав Троекурова в Москву, Петр собрал полковников, стольников и ближних:

— Нынче стрельцов в Москву, а с преображенцами и семеновцами пойдем в Александрову слободу. Учиним там марсовые занятия с солдатским полком Гордона. Приспевает нам пора забаву к делу употреблять. Войско, оно не для потехи, державе служить должно, быть опорой ей, а по надобности и ворогов крушить.

Вечером Апраксины укладывались в дорогу.

— Государь-то с Гордоном вовсе не расстается, — проворчал Петр, — солдатскому ремеслу у него учится.

— Старик дело знает, потому и Петр Лексеич с прошлого года к нему тянется, — пояснил Федор, — прежде в Преображенском Никита Зотов, Бухвостов да парочка иноземцев наставниками у него были.

— Ладно Гордон, так этот развеселый Лефорт еще прилип к государю, будто лист банный, — продолжал ворчать Петр.

— С кем поведешься, от того и наберешься. Зелье-то тянет к себе и душу, и тело. Гляди, недолго и государю пристраститься к дурману, — то ли размышляя, то ли осуждая, произнес Федор.

— Лефорт-то в годах, ему в привычку, а он и радешенек, что напарник к нему накликался. Связался черт с младенцем, — крякнул Петр.

В Александровской слободе каждый день проводились военные маневры под командой Гордона. Солдаты строились в каре, бросались в атаку, перестраивались на ходу. Завершались экзерциции стрельбой из пищалей. На Лукьяновой пустоши свою выучку показывала конница. Гордон сам водил в атаку эскадроны и, увлекшись, в горячке свалился с лошади. Но утром как ни в чем не бывало седовласый генерал вновь гарцевал на коне.

Почти неделю солдаты иноземного полка и потешные батальоны царя разыгрывали учебные бои у Александрова. Потом зарядили дожди, и войска вернулись к Троицкому монастырю. Там ждала весть из Москвы. Софья удалилась из Кремля и поселилась в Новодевичьем монастыре.

На въезде в столицу, вдоль дороги, на версту вытянулись цепью коленопреклоненные стрельцы. Заложив руки за спину, они понуро склонили головы. Перед каждым из них был пень с воткнутым топором.

Хмурое лицо Петра постепенно прояснилось. Поглядывая сверху на бывших смутьянов, он бросил Троекурову:

— Вели передать, пускай службу правят государеву. Повинную голову меч не сечет.