Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

— Надо быть повестить в Преображенском, не было бы беды.

Ларион рассуждал так же:

— Стало быть, как стемнеет, ты, Мельнов, и ты, Ладогин, без суеты, будто я вас дозором послал, езжайте проулками к Мясницким воротам, а там наметом в Преображенское да самого Петра Алексеича повестите.

Последнее время Апраксины, как и другие стольники, дома не ночевали. Преображенское томилось тревожным ожиданием, предчувствием недобрых вестей. На ночь Петр распорядился вокруг села и потешных крепостей выставлять дозоры.

После полуночи раздался стук в дверь, первым вскочил царь, за ним Меншиков. Из темноты донесся хриплый голос:

— Государь, стрельцы из Кремля прискакали, худые вести.

Меншиков успел зажечь свечу, из проема высунулись две бороды, повалились в ноги, перебивая друг друга, завопили:

— Великий государь, смертоубийство Софья замышляет супротив тебя!

Никто не успел опомниться, а уж по коридору гулко зашлепали по половицам босые пятки царя. Видимо, на какое-то мгновение озарились в его полусонном сознании страшные сцены кровавых стрелецких страстей в прошлую расправу с его близкими на Красном крыльце…

Меншиков, схватив в охапку одежду, кинулся следом.

Спустя час из Сокольничьей рощи выскочила кавалькада из двух десятков всадников и понеслась к Троице-Сергиеву монастырю…

Той же ночью следом из Преображенского выехали царицы Наталья и Евдокия, князья Борис Голицын, Ромодановский, боярин Тихон Стрешнев. Маршем, не мешкая, выступили к Троице преображенцы и семеновцы и, главное, полк стрельцов, стоявший в Преображенском, под командой полковника Лаврентия Сухарева, дружка Бориса Голицына.

О ночных событиях в Преображенском Софья узнала утром. Виду не показала, но почувствовала колебание почвы под ногами. Такого прежде не бывало. На следующий день Петр прислал ей запрос: зачем, мол, стрельцов собирала в Кремле? Царевне пришлось невразумительно оправдываться.

Между тем Троице-Сергиев монастырь за несколько дней из тихой обители иноков превратился в шумную, переполненную людьми и войсками крепость. Наглухо закрытые ворота, жерла орудий и дула пищалей в бойницах, сторожевые посты на дальних подступах говорили приезжим о серьезных намерениях новых постояльцев обители.

Наблюдая за царем, Федор искал в нем признаки душевной слабости, проглянувшей у него в ту памятную ночь бегства из Преображенского. Но уже на следующее утро Петра будто подменили. Всюду слышался его зычный, уверенный басок, распекавший за нерадивость в дальней келье Бориса Голицына или подбадривавший мать и жену.

Апраксиным заботы прибавилось. Всю неделю то скакали в Москву, отвозили письма в Кремль верным боярам, то устраивали лагерь для войска под стенами монастыря. Неожиданно прибежал вездесущий Меншиков, попросту, как и раньше, в спешке кинул два слова:

— Федор, тебя Петр Алексеич кличет.

Апраксин пожал плечами. Только что они с царем обходили палаточный лагерь стрельцов Сухарева полка.

— Чтой-то? — спросил по дороге Меншикова.

Тот веселым говорком ответил:

— Нынче Собакин из Переславля объявился. Не забыл воеводу? Дружину с собой приволок, государь доволен.

В келье Петр в хорошем настроении мирно беседовал с переславским воеводой.

— Михайло привел нам подмогу, — довольным тоном проговорил царь, похлопывая Собакина по плечу. — А я вспомнил про Карстена, как он там с карбасом управляется? Поезжай немедля в Преображенское, разузнай, что к чему. Распорядись там, дабы Брандту ни в чем недостатку не было, надо бы по осени спустить карбас на воду.

В Преображенском, на берегу Яузы, возле остова карбаса расхаживал Брандт. Увидев Апраксина, обрадовался, ни о чем не расспрашивал.

— Отъехал государь с вами внезапно, ни о чем не сказал, — пожал плечами мастер, — но мы-то все мастерим как следует.

Он повел Апраксина вдоль торчащих шпангоутов. Плотники приколачивали первую доску у днища.

— Передайте государю, через месяц, пожалуй, управимся…

В Троицком Федор не задержался. Из монастыря в Москву он повез указы Петра к стрелецким полковникам — явиться в Троицу с сотниками. Одним из первых на сторону Петра переметнулся преданнейший Софье полковник Иван Цыклер. Один за другим потянулись в Троицу именитые бояре, покинул Москву патриарх Иоаким. На призывы Софьи примириться Петр не отвечал, и царевна сама поехала к нему для объяснения. Но и тут царевну-правительницу ждал удар — царь запретил ей появляться в Троице и повелел вернуться в Москву.