Иван Фирсов: Федор Апраксин. С чистой совестью

В Кукейносе же царь посадил воеводой Ордина-Нащокина:

— Осмотрись помаленьку и начинай сторожевые суда ладить, к морю пойдем, к Варяжскому. Нам бы только Ригу полонить.

Прежде всего Нащокину пришлось наводить порядок в Кукейносе. Горожане присягнули безропотно на верность московскому царю, а вошедшие в город казаки по привычке начали грабить мирное население. Трудно приходилось воеводе, но справедливость для него была превыше всего. «Лучше бы я на себе раны видел, — писал он царю, — только бы невинные люди такой крови не терпели; лучше бы согласился я быть в заточении необратном, только бы не жить здесь и не видать над людьми таких злых бед».

Жизнь в городе налаживалась, и Нащокин спешно начал строить флотилию судов. Десятки морских галер покачивались через полгода на волнах Западной Двины. Воевода между тем управлял вскоре всей Ливонией, не забывая и своей заветной цели — Балтийского моря. Для этого надо было победить шведов. И галеры стояли наготове, ожидая приказа. Но царь осенью, не добившись успеха, снял осаду Риги, а потом решил просить замирения со шведами.

— Ни к чему это, государь, — смело возражал ему Нащокин, — надобно мириться с поляками. Вместе с Посполитой, Данией и Бранденбургом одолеть бы шведов и завладеть бы морем.

Царь не соглашался, поляки, мол, Малороссию не признают за нами.

Для Нащокина намного важнее казалось установить общение и торговлю с Европой.

— Покуда Бог с ней, с Малороссией, — увещевал он царя Алексея, — ихние казаки то и дело изменяют нам, как тот же Богдан Хмельницкий. Так стоят ли они того, чтобы стоять за них, променяв на Балтийский берег?

Царь понимал, что море нужно, и писал Нащокину грамоту на переговоры: «Промышляй всякими мерами, чтобы выговорить у шведов в нашу сторону в Ниенштанце и под Нарвой корабельные пристани, на реке Неве город Орешек, да на реке Двине город Кукейнос». Но в союз с Польшей вступать наотрез отказался.

А среди шведов простаков не оказалось. Видели они, что русский царь повязан войной с Речью Посполитой, да и силы у него понемногу тают… В конце концов пришлось покинуть русским войскам отвоеванные отчие места. Кровью обливалось сердце при виде полыхающих у берегов Западной Двины десятков судов сторожевой флотилии. Поневоле выпало уничтожить сотворенное своими руками. И на этот раз ворота к морю, а значит в Европу, оказались наглухо закрытыми…

Царь продолжал воевать с Речью Посполитой, и конца войны не было видно, хотя оба соперника еле дышали.

Тринадцать лет бились русские и поляки за право опекать Правобережную Украину и Белоруссию. «Москва и Польша, казалось, готовы были выпить у друг друга последние капли крови». Грозный общий враг — турецкий султан — наконец-то их отрезвил.

Почетному миру с Польшей зимой 1667 года Москва обязана дипломатическому искусству Ордина-Нащокина, у которого «о государевом деле сердце болело». Алексей Михайлович пожаловал его в бояре и определил начальником Посольского приказа. Московские бояре, околопрестольная братия, приняли в штыки худородного дворянина из провинции. Превосходил он думных бояр умом, образованностью и широтой взглядов на жизнь. С молодых лет Афанасий приглядывался к иноземным заведениям, сравнивал с московскими и давно решил многое делать «с примеру сторонних чужих земель».

В новой должности довелось Афанасию опять взяться за морское дело.

Одной из важных функций Посольского приказа считал он развитие торговых связей с ближними и дальними странами. Имея в виду будущую торговлю, снарядил посольства в Испанию, Францию, Венецию, Голландию, Бухару, Хиву и даже в далекую неведомую Индию.

— Русские люди, великий государь, в торговле слабы, — докладывал Нащокин царю, — друг дружки не держатся, иноземцам во всем уступают.

Царь невесело согласился:

— Что поделаешь, Афанасий, такие мы уродились.

— Исправлять сие потребно, государь. Сочинил я, к примеру, устав новоторговый, всяк купец должен быть добрым хозяином. На пользу государству купецкие дела направлять надобно.

Алексей Михайлович добродушно поглядывал на собеседника: «Многие бояре косятся на Афанасия, а он-то печется о деле».

— Што еще у тебя?

— Нынче, государь, по твоему повелению завели мы торговлю с Персидскою компанией, и жалована тобою им грамота, по которой призваны мы оберегать торговый путь по Волге и морю Хвалынскому. На то потребно суда ладить.

— Помню, Афанасий, ты на Двине споро суда ладил. Издавна у нас в Дединове доброе строение велось, тебе и ведать сим делом.