Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

Стали на якоря у Красной Горки, и началось невероятное — без разрешения флагманов на берег отправились шлюпки с капитанами, зачастили в гости друг к другу, так же поступали и их помощники, корабль оставляли на неопытных офицеров. Апраксин собрал командиров, пропесочил…

Три месяца крейсировала эскадра в море. Иногда вдали просматривались паруса английских, датских, шведских фрегатов. Обнаружив русскую эскадру, ложились на обратный курс, уходили за горизонт.

В плавании вскрылись неурядицы. Апраксин вновь собрал капитанов. В салоне сошлись почти одни иноземцы. Снисходительно слушали адмирала. Раньше Петр сурово карал за малейший проступок, деньги ведь им платили немалые. Теперь-то власть переменилась, императрица не русская.

— Во время экзерсиций в ордер баталии себя поставить не можете! — распекал командиров адмирал, а сам чувствовал, слабеют нити управления. «Почуяли, стервецы, рыба с головы гниет», — чертыхался про себя адмирал.

Осенью, вернувшись в Кронштадт, в приказе по итогам плавания напомнил командирам прорехи: «Мало, что не все корабли непорядочно и своему командиру флагману не следовали; даже в боевом строю некоторые капитаны шли не так, как по морскому искусству довлеет», взыскал с нерадивых, раздал «фитили»…

В Петербурге стояли у стенки нагруженные товарами фрегат и гукор, ожидали распоряжения Адмиралтейств-коллегии.

В Адмиралтействе достраивался стопушечный линейный корабль «Петр I и II», сооруженный по чертежам Петра I. Главным строителем был Федосей Скляев. Слегка сгорбленную его фигуру адмирал распознал издалека. Вместе зашагали по мосткам на палубу. В пустынных артиллерийских деках гулко отражались звуки шагов.

— Лебединая песня Петра Алексеевича, — грустно проговорил Федосей, поглаживая свежеструганные переборки.

Вечером, как часто бывало, Апраксин пригласил к себе Скляева. Вспомнили минувшее, судачили о настоящем.

— Данилыч-то остервенился вовсе, — как бы жалуясь, сказал Скляев, — идет мимо, не замечает. Носится, хватает все без разбору, все ему мало. У Собакина на верфи тащит без спроса и дуб, и сосну, гвозди и железо, не гнушается. Государыне-то все ведомо.

— А пошто ей? Было время в одной постели с ним валялась, — ухмыльнулся Апраксин.

— И нынче любовников завела. Сказывал Гаврила. О том весь Петербург толкует, не скроешь.

— На доклад по делу не пробьешься. Дорвалась. Неделями в загуле. Ночью веселится, днем дрыхнет…

Меншиков, мечтая стать полновластным властелином, убедил Екатерину создать вместо Сената Верховный тайный совет. Ему подчинили армию и флот, «чужестранные» дела.

Вместе с Апраксиным в Совет вошел и герцог Гольштинский, муж Анны Петровны, дочери Петра I и Екатерины. Герцог претендовал на землю Шлезвиг в Европе. Кроме него, к ней примерялись Англия и Дания.

Весной 1726 года канцлер Головкин предупредил Апраксина:

— Из Лондона доносят, лорды посылают эскадру к нам, прощупать силу.

— Пускай идут, потягаемся, — ответил Апраксин, но на душе стало неспокойно.

За четыре месяца казна не додала флоту полмиллиона рублей. Две недели толкался Апраксин во дворце, пока добился приема.

— Государыня, нынче кампания опасная предстоит, аглицкие и датские эскадры ожидаются по известным причинам. На корабликах вполовину паруса обветшали, а то и сгнили, порохового зелья на треть запаса в магазинах, офицерам и матросам жалование не плачено.

— Ну, так ты спроси у князя, что надо.

— Деньги надобны, государыня, а их нет в казне.

— Стало быть, подати не собрали. Ежели появятся, все тебе будет.

Адмирал не привык толочь воду в ступе, откланялся, а сам подумал: «Графов новых заводишь, вотчины раздаешь ни про што, а воям копейки не сыщешь».

Вернувшись в коллегию, вызвал Крюйса:

— Корнелий Иванович, сочти, какие на сей день у нас расходы неотложные.

— Ваше превосходительство, без того знаю, тыщи две на круг.

— Призови ко мне кригс-комиссара, пускай бумаги оформит, я свои две тыщи флоту жалую. Не помирать же с голоду матросам.

В конце мая прискакал нарочный из Ревеля, привез эстафету: «У входа на рейд лавируют под парусами двадцать два корабля под английским флагом».

Собрался Верховный тайный совет. Апраксин доложил все, как есть.

— Эскадры к баталиям не изготовлены. Пороха вполовину нет, провизии на треть, — загибал пальцы, — половине офицеров жалованье за два месяца не плачено.

По мере того как Апраксин говорил, физиономии у всех вытягивались. Но Меншиков, как всегда, нашел выход: