Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

Вспомнилась ему почему-то Евдокия Лопухина, когда увозили ее в Суздаль. «Красавица-то была писаная, а вот не пришлась ему по нраву. Чужая душа потемки, особливо в бабьем деле».

В зимние месяцы воронежские стапели обычно примолкали. Непогода, мороз делали свое дело, в холод особенно не наработаешь. Плотники сметали снег с укрытий, ставили, где нужно, временные подпоры под навесами, грелись у костров, тесали впрок детали корпусов кораблей: разные там шпангоуты, топтимберсы, стрингера, пиллерсы, бимсы. Не затихли только канатная фабрика, такелажные мастерские, с утра до вечера бухали молотобойцы в кузнях. В эту зиму работы им прибавилось.

Не успела отойти крещенская стужа, как в Воронеж, бросив все дела в Москве, неожиданно нагрянул царь. Тянула старая страсть к морскому делу.

По привычке начал с разноса на стапелях. Ругался, вскипал, грозил, чуть не с кулаками набрасывался на приказчиков. Потом выслушивал Скляева, Верещагина, Ная, Козенца, отходил. Апраксин в споры не вступал, хорошо изучив нрав царя…

Вечером в день приезда Петр надолго задержал у себя Апраксина. Пили изрядно, но не хмелели. Сначала помянули близких, покинувших этот свет.

— Што поделаешь, Федя, все под Богом ходим. Один Всевышний ведает наш предел живота. То ли пуля тебя шальная прикончит, то ли в море сгинешь, то ли в постели занедужишь под бабьим крылом. — Петр резко схватил полный бокал, жадно выпил все без остатка. — Бабы из нас, поди, готовы все соки вытянуть, им бы токмо свое удовольство иметь. Еще неведомо, кому более везет: бобылю или женатому.

Царь примолк, потирая переносицу, о чем-то задумался.

«Тебе-то ведомо ли про кралю свою немецкую. Небось никто не повестит, боязно». Апраксин, отвлекая царя, заговорил о делах в Азове. Петр слушал внимательно, изредка о чем-то спрашивая, и остался доволен.

— Гляди-ка, Федя, ныне особо надобно опасаться здесь, в Воронеже. Не токмо турок, а и шведы своих шпионов подсылать сюда могут, пакостить станут.

Апраксин вспомнил о Татищеве:

— Што, на Сяси-то налаживается верфь?

Петр решил не откладывать новость, раз пришлось к слову:

— Дело пошло, Иван молодец. Однако ево под твою руку отдаем.

— С чего бы, Петр Лексеич?

Петр неожиданно повеселел:

— Дела у нас на Балтике затеваются великие. Станем верфи новые зачинать на Свири, в других местах. Ты-то у нас кто? — Петр ехидно усмехнулся. — Адмиралтеец. Стало быть, в твоих руках все корабельное строение станется. Не токмо на Воронеже, а всюду. И спрос с тебя велик будет. Держись.

Апраксин, слушая царя, от неожиданности даже вспотел. А царь, продолжая улыбаться, налил вина, подмигнул:

— Указ получишь днями. Здравие твое, адмиралтеец.

На следующий день Петр умчался на верфи в Таврово, к своей ненаглядной «Предистинации», а через неделю, не задерживаясь, уехал в Москву.

Он, верно, еще не доехал до столицы, когда в Воронеж поступил указ:

«К тому корабельному делу послать из Адмиралтейского же приказу, и о том его В.Г. указ в приказ адмиралтейских дел к тебе адмиралтейцу Федору Матвеевичу с товарищи, товарищи посланы с сим его В.Г. указом».

Когда человек впервые освоил водную среду матушки-Земли? Со времен Ноя, «человека праведного и непорочного», утверждает Библия. Достоверно, что произошло такое событие не менее пятидесяти веков тому назад. С той поры человек безудержно стремится к рекам и озерам, морям и океанам. Иные народы обитают на суше, окруженной водою со всех сторон. Для них мореходство не страсть и прихоть, а жизненная потребность. Другим море открывает безграничные пути общения и торговли с далекими странами и цивилизициями и, наконец, является средством обогащения.

За право господства на море страны бились насмерть. Древняя история Египта, Греции, Рима служит подтверждением тому, но чтобы владеть морем, нужен флот.

Первым свидетелем сооружения кораблей славянами был византийский император Константин… Да и само название плавучих сооружений приписывают древним славянам — от слова «короб». Греки, у которых служили на судах славяне, стали называть их корабос…

Всего несколько лет как заполоскали паруса Азовского флота над южным морем, а теперь царь замыслил покорить водные просторы Балтики.

Еще где-то за горизонтом мерцало заветное море, а для него уже закладывали корабли на Сяси и в Лодейном Поле…

Забот и хлопот у адмиралтейца прибавилось вдвойне. А тут еще в Москве появился симпатичный серб Савва Рагузинский. В свое время потомок боснийских князей и довольно состоятельный купец из Рагузы негласно помогал Емельяну Украинцеву на переговорах с турками. Прошлым летом он пришел на своем судне с богатыми товарами в Азов.