Де-Кастри, оказывается, еще далеко. Длительная стоянка очень страшна. Экипаж каждый день ест и пьет. Вода в деревянных чанах и бочках начинает портиться. А если и такой, тухлой, не хватит?.. Есть в задержке фрегата и другая опасность. Заборов вначале даже не понял, почему Изыльметьев распорядился нести во время штиля усиленную вахту. «Ну кто в затишье к нам подойдет? — рассуждал недавно старший боцман, — Мы стоим, стоят и другие парусники». Однако капитан-лейтенант напомнил ему о времени. Словно прочитав мысли Заборова, он сказал:
— У англичан и французов, Матвей Сидорович, много сейчас паровых судов. Штиль для них самая удобная пора. Проявлять беспечность не будем, дабы не стать легкой добычей современных пиратов…
Долгую н нудную неделю вокруг фрегата стояло знойное затишье, не шевелилась лазурная гладь. Смирная и ласковая, но по-своему коварная мифическая особа, названная древними греками Галиной, не торопилась покинуть место вынужденной стоянки русских моряков. Затяжной штиль не на шутку встревожил авроровцев. В их планы не входила длительная стоянка в такой дали от материков. В какую сторону ни поверни — до земли тысячи миль. Немало было морских трагедий, когда целые экипажи погибали от жажды вблизи суши.
На восьмой день кроткая Галина тихо и тайно оставила «Аврору». Она исчезла от легкого дуновения ветра. На фрегате заколыхались паруса.
— Ура-а! — закричали моряки, словно после длительного плавания увидели землю. В воздух полетели бескозырки.
Посвежело, зарябило воду. Определив силу и направление ветра, авроровцы закрепили нужные паруса, и фрегат, к всеобщему удовлетворению экипажа, медленно двинулся на северо-запад, к заливу Де-Кастри.
Сутки, вторые, третьи шел корабль. Вокруг был тот же утомительный простор, скучное однообразие. Где же ты желанный берег? Сколько до тебя осталось тысяч миль? И вдруг веселое оживление: авроровцы увидели стадо усатых китов. Запросы и потребности людей в пище и зрелищах от пещерного бытия до последнего времени не утратили своего первоначального значения. Влекомые любопытством, авроровцы высыпали на палубу.
Могучие животные появились недалеко от фрегата.
Видимо, еще не пуганные китобоями, пять серых морских гигантов спокойно взирали на пересекающий им путь парусник, не погружаясь в воду. Приблизившись к кораблю не далее двух кабельтовых, киты замедлили движение, дожидаясь, когда он пройдет мимо. Поняв, что им не грозит опасность, гиганты продолжили путь, заметно увеличивая скорость. Самый крупный кит (по предположению моряков, «хозяин гарема»), плывший впереди, погрузил тело в воду, оставив над поверхностью моря только громадную голову. Повернув сетчатую пасть к сородичам, исполин издал пронзительный звук и, помедлив, словно соображая, все ли поняли его «команду», исчез под волнами. Через секунды над водой показался его хвостовой плавник с широкими — не менее трех саженей— лопастями. Гигант, как догадывались моряки, осознанно держал плавник против ветра. Следом за вожаком то же самое проделали остальные киты. Полосатики, удивительно, но факт, использовали хвосты в качестве парусов. Прошли минуты, и киты, вспенив воду, одновременно высунули головы, брызнули вверх мощными двойными фонтанами. Набрав воздуха, исполины снова исчезли под водой, неподвижно держа над ней свои лопасти-паруса. Авроровцы, шутя и смеясь, наблюдали за забавными животными до тех пор, пока те не скрылись из вида…
Несмотря на то, что корабль довольно-таки далеко ушел от берегов Америки и опасность погони стала маловероятной, Изыльметьев не отменил своего распоряжения — на фрегате продолжали нести усиленную вахту, орудия стояли расчехленными. Сигнальщики, вахтенные офицеры, не выпуская из рук подзорные трубы, до боли в глазах всматривались в серую даль, стараясь обнаружить судно. Увы! Круговое пустынное безмолвие — никаких признаков жизни.
В полночь, с ударом склянок, лейтенант Константин Пилкин заступил вахтенным офицером. Он сменил Александра Максутова.
— Нудно, Константин Павлович, все-таки нести вахту ночью, — пожаловался Максутов, снимая с рукава повязку. — Ни зги не видно. Мгла, не за что зацепиться глазу. Дремота одолевает. Идем без огней, крадемся, как пираты. Кому нужна сейчас усиленная вахта? Переборщил Старик!
Последняя фраза насторожила степенного и рассудительного Пилкина. Он ее не однажды слышал на фрега-
те. Старик — это командир корабля. Так его за глаза — кто уважительно, кто пренебрежительно, а кто просто по привычке — зовет весь экипаж. Вроде бы фраза «переборщил Старик» и безобидная, но это, как понимал Пил-кин, только на первый взгляд. Если ее повторять часто, увязывая с ней промахи Изыльметьева, иногда и не промахи, то она получается обличительной, как бы во всех неудачах экипажа виноват командир корабля. Так ли это на самом деле? А разве порядочно осуждать действия командира за его спиной, сочувственно поддакивать неудачникам, подбадривать обиженных на Изыльметьева? Кое-кто из молодых офицеров недопонимает, почему так, а не по-другому поступил опытный моряк. Вот и лейтенант Максутов подхватил фразу «переборщил Старик». Пилкин старше князя на два года. Он не разделяет его мнение об Изыльметьеве. Командир корабля, введя строгие меры на фрегате, не хочет, чтобы экипаж ослабил бдительность и осторожность в чужих водах, Иван Николаевич знает лучше других, что беспечность людей может привести к неприятностям. Хорошо бы, если это осознал и двадцатидвухлетний лейтенант Максутов.
Читать дальше