Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)

«После трагической смерти Орлова царица целый год посещала его могилу, украшая ее великолепными цветами.

На могиле она много плакала и молилась. Царь не мешал ей».

Вот так подается «истина» от «лиц, заслуживающих безусловного доверия» и посредством стилистических приемов наподобие «поэтому будто бы», «как утверждали», «как передавали»… От каких лиц, от кого стало известно, кто утверждал, кто передавал?

Впрочем, нетрудно догадаться, кого авторы имеют в виду, кто мог поставлять столь интимные подробности из жизни царской четы — это доверенные Вырубова, Распутин и иже с ними. Но из документов следует, что Вырубова и Распутин никогда, ни одной секунды не сомневались в том, что отцом Наследника был Николай. Из этого следует, что либо не они известили Симановича обо всех этих делах, либо все это обыкновенные выдумки недоброжелателей. Скорее всего выдумки. Чьи именно — нетрудно догадаться.

В «Дневнике» Вырубовой авторы дали полный простор своим фантазиям относительно скотской грубости и жестокости последнего российского самодержца. Нарисовали такие картины, в реальность которых не верится. И невольно подозреваются сами авторы в подобных вещах. Читаешь — и волосы дыбом встают: неужели такое водилось за нашим царем? Неужели у Вырубовой, не чаявшей души в царской чете, поднялась рука написать такое о царе, которого она обожала? И хотя не очень‑то верится и в бесконечные восхваления и умиления Жильяра, описавшего, по сути дела, безупречный портрет царя и царской семьи, но и в «писания» продажных авторов «Дневника» Вырубовой тоже не верится. Душа противится верить такому. Это надо патологически ненавидеть Николая, чтобы оставить о нем такие свидетельства. Вот некоторые из них:

«После его ласк я два дня не могу двинуться. Никто не знал, какие они дикие и зловонные. Я думаю, если бы он был просто…, ни одна женщина не отдалась бы ему по любви. Такие, как он, кидаются на женщину только пьяными. Он в это время бывает отвратителен. Он сам мне говорил: «Когда я не пьян, я не могу… Особенно с Мамой».

«Много гадкого и много страшного рассказывает Папа. Я знаю — говорят, что он жесток, но он не жесток, он скорее сумасшедший, и то не всегда — временами. Он может, например, искренне огорчиться, побледнеть, если в его присутствии пихнут ногой котенка (что любит проделы вать Рома), это его взволнует. И тут же может спокойно сказать (если заговорят о лицах, которыя ему неприятны):

— Этих надо расстрелять!

И когда говорит «расстрелять!» — кажется, что убивает словами. И когда слышит о горе впавших в немилость, он счастлив и весел. Он говорит с огорчением:

— Отчего я этого не вижу?!»

«Он с женщиной обращается, как дикий зверь».

«Мама говорит, что после Папы у нея вся спина в синяках и кровь. Это я знаю по себе». (?)

«Между прочим, я присутствовала однажды при случке кабана с молодой свиньей. Это было на фабрике Ко — ва. Мы спрятались с Шуркой и смотрели. И когда кабан вскочил на нее и стал ее мять, и когда она была вся в крови, металась и стонала, Он (царь. — В. Р.) пыхтел… пена… дрожал…»

И так далее и в таком духе.

Когда читаешь эти страницы «Дневника», возникает глубокое чувство омерзения. Но не к «герою», а к авторам. Такое могли придумать ослепленные ненавистью люди. Или просто ненормальные. И приписать авторство Анне Вырубовой. Которая даже под страхом смерти не обронила ни одного худого слова ни о царе, ни о царице. Мало того, Специальной Следственной врачебной комиссией (такое у нее официальное название по документам) признана девственницей. Она и отпета при кончине в Финляндии как девственница. Не нахожу слов, какими можно заклеймить постыдный акт фальсификации «Дневника», какими проклятиями можно было бы осыпать головы авторов, чтоб им хорошенько припекло там, на Том Свете?

Но ни слова, ни проклятия вдогонку им в Мир Иной не пошлешь. Пусть будут им вечные терзания от всенародного нашего презрения. Назовем еще раз этих лиц — Алексей Николаевич Толстой (писатель), П. Е. Щеголев (историк). Что это литературная мистификация, а вернее фальсификация — ясно. Остается выяснить, сколько получили они за эту зловонную стряпню и от кого?..

«Что можно нам по отношению к другим, того нельзя другим по отношению к нам», — главный постулат иудейской морали.

Отстранение Щегловитого прибавило наглости Распутину и К°.

«Впервые в истории России простой провинциальный еврей, — пишет Арон Симанович, — сумел не только попасть к царскому двору, но и влиять на ход государственных дел».