Как он мог при таких обстоятельствах внимать слезам и мольбам императрицы?! Не мог. На телеграмму Вильгельма он не ответил. На следующий день, 17–го июля, Германия объявила России войну.
В день объявления войны Государь прибыл в Петербург из Царского Села. Его встречали толпы ликующего народа с флагами и портретами царя. В толпах пели гимн и «Спаси, Господи, люди твоя». Царь прошествовал пешком от причала до самого дворца по коридору из народа. И во дворце все лестницы и залы были битком набиты военными и гражданскими высокопоставленными лицами — все стремились выразить царю любовь и преданность. В Николаевском зале шел благодарственный молебен. После молебна Государь выступил перед собравшимися с речью. Закончил известными словами, что не окончит войну, пока не изгонит последнего врага из пределов русской земли. В ответ раздалось громовое «Ура!» «Стоны восторга и любви; военные окружали толпой Государя, махали фуражками, кричали так, что, казалось, стены и окна дрожат». Потом Государь вышел на балкон Малахитовой гостиной. Он увидел… «море народа на Дворцовой площади, увидев его, все как один опустились перед ним на колени. Склонились тысячи знамен, пели гимны, молитвы… все плакали…»
На таком фоне шла тайная работа по разделу России.
План раздела России на четыре округа не мог прийти в голову ни великим князьям, ни, тем более, Гневной, которая еще при жизни Александра III, пользуясь «большим влиянием, настояла на том, чтобы их (Великих князей. — В. Р.) держали в страхе и на почтительном расстоянии». А тут вдруг она решила «спустить их с цепи»?
Новый XX век только народился. Он, как и всякий младенец, еще не подозревал о существований «Протоколов собраний сионских мудрецов», тем более не понимал их страшного смысла. Между тем они, «Протоколы», уже явились на свет и начали править дьявольский бал.
Первой жертвой для проверки на практике идей мудрецов была избрана Россия. Здесь, как нигде в мире, доверчивый народ. А критически мыслящая интеллигенция была дискредитирована и задвинута в такие углы, откуда был один путь — либо на виселицу, либо на каторгу.
Все говорило о благоприятных условиях для эксперимента по внедрению идей сионских мудрецов. В «черте оседлости» этого только и ждали. К тому времени национальное самосознание евреев в России созрело до полного и бескомпромиссного отрицания царского самодержавия. Все до единого — и стар, и млад — включились в борьбу, сначала за равноправие и тут же, почти без передышки, за превосходство еврейской нации. (Новейшая история свидетельствует — они добились успеха: уничтожили царское самодержавие, вырубив под корень не только царскую семью, а и всю династию; учредили диктатуру пролетариата, нацелившись со временем вместо нее подсунуть сионистскую диктатуру. Но вышла осечка — Сталин раскусил их замысел и разрушил. Самих пустил под топор. Тогда они уничтожили Советы и под флагом демократии захватили было власть. Но, похоже, и тут вышла осечка — народ, а затем и Президент тоже поняли их хитромудрые замыслы и… Пока неизвестно, чем кончится. Известно только одно — они не успокоятся. Долго еще! Пока на их прожорливый роток народ не накинет платок).
Снова пошли в ход все мыслимые и немыслимые средства оболванивания. В нескольких направлениях: моральное и нравственное разложение народа, растление молодежи, погоня за легкой наживой, компрометация государственности, охаивание армии и всяческого порядка. Россия сегодня, как и перед революцией 1917 года, напоминает преисподнюю, в которой кипят все — и грешники, и праведники.
Задолго до революции развальной чертовщиной повеяло из салона Бекеркиной, артистки — танцовщицы императорских театров, выступавшей тогда с большим успехом в Петрограде. Там, на шумных и пьяных вечерах и приемах тон задавали молодой фон Вайль — ротмистр лейб — гвардии конного полка Его Величества и Петр Павлович Дурново, генерал — адъютант, генерал от инфантерии, член Государственного Совета, будущий московский генерал — губернатор. «Дурныш», как называли его Папа и Мама.
Именно здесь впервые заговорили о разделе России на четыре округа. Играя в твист за карточным столом, граф Владимир Николаевич Ламсдорф, министр инос транных дел, вдруг заговорил о неправильной политике Императора на востоке. Мысль его сводилась к тому, что если царь не будет прислушиваться к Витте, то может быть война с Японией.
— Кстати, — заметил он, как бы между прочим, — так думают и в окружении Марии Федоровны (матери — императрицы. — В. Р.).
Читать дальше