Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)

— Вот и люби, — она скользящим движением коснулась его упругого низа, — ну!

Он отстранился, схватил ее нетерпеливую руку.

— Давай поговорим…

— Слушай! — другим, резким тоном заговорила она. — Ты же еврей. Чего мозги мне сушишь? Давай лучше делом заниматься.

Яков резко откинул одеяло и почти выпрыгнул из постели.

— Мне так противно! Я не хочу.

Она встала перед ним во весь рост. Еще более прекрасная в своей наготе. Бешено сверкая на него глазами.

— А как? Вот так? Ну иди же! — и она раскрылила объятия.

И он сдался — приник лицом к ее теплому, пылающему низу живота.

— Что ты делаешь со мной… Пожалей. Я люблю тебя!..

— Как же? Я и жалею тебя. Милый! — она перегнулась, взяла с кресла махровый халатик и накинула на себя. — Ты хочешь, чтоб я… Чтоб я была твоя? Совсем?

— Именно так. И больше чтоб никто не касался тебя.

Она села в постели, некрасиво так сгорбилась.

— Где же ты раньше был, милый? Не познавши вкуса вина, человек не станет алкоголиком. Не познавший табака не станет курильщиком. А не познавший любви — любовником. Не познавшая многих и разных мужчин — не станет проституткой. А кто познал прелесть разнообразия любви, тот уже не сможет принадлежать одному. — Она перевела дух, посмотрела долгим взглядом на него, мол, соображаешь? И закончила мысль: — К сожалению. Что же мы с тобой будем делать? Чай будешь?..

— Буду.

— Давай пить чай. Может, за чаем тебя разберет…

Последний Председатель Совета Министров при Николае II Владимир Алексеевич Коковцев до конца своей жизни сохранил в душе обиду на своего Государя за его отношение к нему в дни торжеств по случаю трехсотлетия дома Романовых. К этому времени — это март — май 1913 года — отношения их были более чем прохладные. До отставки оставалось меньше года. Интриги Витте, Мещерс кого, Штюрмера и К°, которых мощно подпирал снизу Распутин, не простивший Коковцеву его настоятельные требования покинуть Петербург, оставить в покое царскую семью, сделали свое дело. Приложила к этому руку и императрица Александра Федоровна. Вот уж поистине — ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Ведь Коковцев, изгоняя Распутина, желал добра царской семье. А кончилось горькой отставкой.

Государь Император, желая, видимо, дать понять Председателю Совета Министров, что он охладел к нему и не дорожит его присутствием на торжествах, старался придать предстоящим торжествам как бы семейный характер, а вовсе не государственный. Коковцев не без горечи пишет об этом: «Поездке государя было придано, по — видимому, значение «семейного» торжества дома Романовых, и «государственному» характеру этого события не было отведено подобающего места».

С дистанции сегодняшнего дня теперь видно, что это была неприличная выходка царя, который действовал, конечно же, под диктовку каприза императрицы. И еще кое-каких обстоятельств. Кстати, анализ этого его поступка отчетливо выявляет, пожалуй, одну из главных черт его характера — склонность балансировать на грани добра и зла. Он хорошо относился к своему Премьер — министру, ценил его как государственного деятеля и как человека, постоянно подчеркивал это, желая ему добра, но вынужден был сделать зло. Поскольку тог был слишком предан делу и не учитывал некоторых личных мотивов царствующих особ. Это не прощалось, за это даже самые ценные ревнители государственных дел удалялись с постов. Он был по — своему прав, и судить его строго не приходится. Это понимал отлично Коковцев, но то, как его удаление было обставлено, с какой тонкой издевкой, — этого Коковцев, конечно же, не заслужил за свою преданность и старания. И обиделся по делу.

А было это так.

Перед парадным завтраком в Царском Селе по случаю приезда хивинского хана в Россию, обер — гофмаршал граф Бенкендорф подошел к Коковцеву и сказал, что Государь желает, чтоб его сопровождали в поездку в Москву, где будут проводиться основные романовские торжества, только Председатель Совета Министров и министры путей сообщения и внутренних дел. Остальные министры пусть соберутся в Костроме и оттуда переедут в Москву. Сделав паузу, «он прибавил, что министерство двора не может, к сожалению, предоставить нам, — пишет Коковцев, — ни квартир на остановках, ни способов передвижения, ни продовольствия, кроме случаев приглашения к высочайшему столу. Письмо в этом смысле уже заготовлено министром двора и будет доставлено сегодня».

Можно себе представить мину на лице Премьер — министра при таком сообщении. Государь не преминул заметить, как изменился в лице Коковцев, подошел, и между ними состоялся такой разговор: