Феликс Дан - Борьба за Рим

Прошло несколько дней после ухода исаврийцев в Рим, а Цетег все еще оставался в лагере Нарзеса. Он решил дождаться письма Прокопия. Но все эти дни стояла такая бурная погода, что ни один рыбак не выезжал в море. Наконец буря стихла, и Сифакс принес письмо. Все более омрачалось лицо Цетега по мере чтения, все крепче и с большей горечью сжимались его губы, глубже становилась складка посреди красивого лба.

Вот что писал Прокопий:

« Корнелию Цетегу, бывшему префекту и бывшему другу, последнее письмо от Прокопия.

Это самое печальное изо всех писем, которые приходилось мне писать. Я охотно отдал бы, правую руку свою, чтобы не писать его, этого отречения от нашей почти тридцатилетней дружбы. В двух героев верил я: в героя меча — Велизария, и в героя духа — Цетега. И вот теперь я должен почти презирать тебя».

Цетег отбросил письмо, но через несколько времени снова взял его.

«Давно уже мне не нравились те кривые пути, по которым в былое время ты увлек и меня. Но я верил, что ты действуешь совершенно бескорыстно, только во имя высокой цели — освобождения Италии. Только теперь понимаю я, что тобою руководило одно безграничное, неимоверное властолюбие. В жертву этому ненасытному чувству ты принес Велизария, этого храбрейшего героя с детски чистым сердцем. Это гнусно, и я навсегда отвращаюсь от тебя».

Цетег закрыл глаза.

— Чему же удивляюсь я? — сказал он про себя. — Умный Прокопий имеет идола: Велизарий — его кумир, и он никогда не простит тому, кто поднимет руку на этого кумира. Да, это не удивительно… но все же больно. Такова сила тридцатилетней привычки. Столько лет мое сердце билось сильнее при звуке имени Прокопия! Однако каким слабым делает нас привычка! Юлия отнял у меня гот, Прокопия — Велизарий. Кто же возьмет у меня Цетега, моего самого старого, последнего друга? — Никто, ни даже Нарзес, ни сама судьба. Итак, прочь, Прокопий, из круга моей жизни! Ты мертв. Но посмотрим, что еще пишет этот мертвец.

И он снова принялся читать:

«Но в память моей тридцатилетней дружбы я хочу предостеречь и, если еще возможно, спасти тебя. Потому что любовь еще не угасла в моем сердце, и я хотел бы оказать тебе последнюю услугу. Ты обвинил Велизария в измене Юстиниану, а тот посадил его в темницу и велел ослепить. Я не мог ничем помочь ему. Но его спас Нарзес, этот великий человек. Когда Велизария схватили, Нарзес был в Никодимии, куда врачи отправили его на купанья. Узнав приговор, он тотчас поспешил в Византию и послал за мною. „Ты знаешь, — сказал он мне, — что заветным желанием моим всегда было — победить Велизария. Но победить в открытой, борьбе, на поле битвы, а не посредством лжи и клеветы. Идем, — ты, его первый друг, и я, его первый враг, — мы попытаемся вместе спасти этого несчастного“. И он отправился к Юстиниану, ручался ему за верность Велизария, но тот ничего не хотел слушать. Тогда Нарзес положил перед ним свой жезл главнокомандующего и объявил ему: „Слушай, что я тебе скажу: если ты не уничтожишь приговора и не велишь заново расследовать это дело, то я бросаю службу, и ты таким образом в один день лишишься обоих своих полководцев. Посмотрим, кто будет тогда защищать твой трон от готов, персов и сарацины“. Юстиниан испугался и попросил три дня на размышление, Нарзес же получил право просмотреть со мною все обвинительные акты и видеться с обвиненным. В течение всех этих трех дней Нарзесу удалось достать твое письмо к императрице Феодоре, в котором та излагает подробно план, как погубить Велизария. Невинность его была таким образом вне сомнений, и Юстиниан сам спустился к нему в темницу, со слезами на глазах обнял его и вывел оттуда. Но то же письмо ясно доказало также и твою давнюю связь с Феодорой. Она отравилась, боясь гнева императора. А тебя Юстиниан поклялся погубить: каким образом — не знаю. Но я знаю наверное, что Нарзес имеет тайные приказания на этот счет. Итак, беги, спасайся!»

Цетег бросил письмо и несколько раз прошелся по палатке.

— Как слаб сделался ты, Цетег! — сказал он наконец самому себе. — До такой степени взволноваться из-за потери дружбы одного человека! Разве ты не потерял Юлия задолго до его смерти? И однако же продолжаешь жить и бороться! А этот Нарзес, которого все боятся, — неужели он действительно так опасен? Этого не может быть! Ведь он слепо доверил Рим мне и моим людям. Во всяком случае теперь я знаю все, что мне нужно. Сегодня же еду в Рим, не обращая внимания на то, что Сифакс подслушает у купальни Нарзеса.