Алексей Павлов - Иван Украинский

Проваливая прочь к своей кошевке и удаляясь в направлении станицы Архангельской, вожак зло матерился, Иван расслышал даже, как он его обозвал:

— Хозяйский холуй, сорвал нам все дело.

Сзади послышался скрип саней — это Украинских догонял знакомый станичник.

— Что у вас тут произошло? — обеспокоенно поинтересовался он.

— Малость объяснились с залетными гастролерами, — показывая на удалявшуюся легкую кошевку, сказал Украинский. — Попробовали ножом грозить, чтоб хапнуть баранины на шашлык, да сорвалась их задумка.

Продолжая дальше путь, разгоряченный небезопасным происшествием, батрак размышлял над последними словами грабителей. «Добро‑то не мое, а чужое — думал он. — И мне его не жалко. Но на него нет прав и у этих подонков». Сдав мясные туши хозяину трактира и получив от него расписку, братья возвратились в станицу. О том, что произошло в дороге, они рассказали своим домашним, Дейкин же узнал об этом от случайного свидетеля неприятного события.

— Что ж ты умолчал передо мной? — укорил он Ивана. — Твое поведение заслуживает не только похвалы, но и поощрения.

Хозяин пытался вознаградить батрака пятью рублями, но Иван посчитал неудобным брать деньги, отказался.

— Тогда вот что, — сказал Дейкин, — раз ты гроши не берешь, я устрою так, что ты на весенних скачках примешь участие на моем коне, в полном снаряжении.

Честно признаться, такая щедрость поколебала у Ивана неприязнь к хозяину. Давно зрело у него сокровенное желание посостязаться с сынками богатеев на скачках и в рубке лозы. Но хорошо знал — это для него недоступно. Померяться силой и ловкостью могли лишь избранные, из казачьего сословия, у которых в конюшнях для такой цели выращивались и содержались породные скакуны, хранилась первоклассная сбруя, а в кованых сундуках, обернутые в промасленные тряпицы, ждали своего часа остро отточенные сабли. Ничего этого у Ивана не было и быть не могло.

Между тем, за Украинским еще с мальчешских лет в станице закрепилось прозвище, как одного из самых сноровистых лошадников, умевшего обращаться с конем не

хуже любого кавалериста. Находясь в поле, вдали от посторонних глаз, Иван частенько скакал на лучших хозяйских рабочих лошадках, ударами плети срубая иссиня — фи- олетовые головки высоких степных будяков. И глаз, и рука тренировались, сила в плечах крепла. В такие минуты Ивану казалось, что он и на настоящих скачках может выступить ничем не хуже других. Но годы шли, а на всех очередных праздничных джигитовках он оставался простым зрителем.

Теперь же речь велась о нем, как об участнике… Заманчиво и страшновато! Иван наперечет знал всех коней Дейкина — рабочих и выездных. Не будучи коренным казаком, Дейкин был приписан в казачье сословие, благодаря своему богатству и влиянию. Добрых скаковых лошадей держал для престижа. Сыновей Степану Дейкину Бог не послал, были у него только две взрослые дочери. Поэтому и коней — красавцев хозяина некому было продемонстрировать перед всей станицей во всей их мощи и превосходной стати.

Обычно праздничное зрелище — скачки лошадей и рубка лозы — устраивалось в станице до начала сенокоса, накануне или после Пасхи, когда в поле заканчивался сев яровых, овса, подсолнечника, кукурузы, бахчевых и овощей, а трава еще не подоспела к уборке и прополка всходов только начиналась. Таким событием отмечались нередко и зажинки — окончание всех поздних полевых работ в пору золотой осени.

В повседневном труде миновала зима, за ней последовали горячие весенние заботы. И не заметил Иван, как пробежало несколько месяцев, отделявших его от январской поездки в железнодорожный поселок. Однажды Дейкин ему напомнил:

— А ты, Иван, готовься к скачке и рубке. Я свое слово сдержу.

Через несколько дней хозяин завел батрака в конюшню и, показав на трех лоснящихся молодых коней, стоявших в станках, сказал:

— Выбирай, какой нравится. Начнешь с ежедневной выводки, потом станешь объезжать.

Ивану более всего приглянулся вороной четырехлеток, терских кровей. Он и раньше наблюдал, как тот, занузданный конюхом, лихо вытанцовывал во дворе на прогулках, косил своим искрометным глазом.

— Вот этого, — указал Иван на тонконогого рысака.

Отныне дел прибавилось еще больше. Иван рано утром, днем и вечером наведывался в конюшню, с рук кормил овсом вороного, приучая его к себе, надевал на него уздечку, по полчаса выхаживал с конем по обширному кругу. Потом стал подседлывать, объезжать верхом, а за две недели до скачек занялся и тренировкой со старой саблей, врученной ему хозяином. Дейкин загорелся желанием, чтобы Иван как можно лучше подготовился к состязаниям и утер нос всем джигитам станицы во имя чести дейкинского дома. Оттого в последние дни освободил Ивана от всех других работ.