Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы

— Не верится, что еще несколько сладких фиников успокоят атабека, — покачал головой Юсуф.

— На все воля Аллаха, — вздохнул Наим ад-Дин Айюб. — Я уже молился… К тому же я знаю атабека куда лучше тебя. Пошли к нему гонца, пока позади атабека дорога до Халеба короче, чем впереди него, — до Каира.

И произошло чудо! Видно, и вправду Аллах прислушался к молитвам главы славного курдского рода. Бог надоумил Айюба, как спасти честь семьи и еще крепче утвердить в ней свое верховенство после того, как он лишь последним, вслед за своими сыновьями, явился в покоренный Египет. И наконец кто, как не Всемогущий Творец, смягчил сердце великого атабека, а, вернее говоря, немножко одурманил его голову подобострастными заверениями Салах ад-Дина в своей покорности.

Силы молитв «Добродетельнейшего Малика» Айюба хватило более, чем на год. И на всем Востоке в продолжение этого времени царило умиротворение. Вот на что способен истинный праведник, если кому-то, особенно родичу, удается задеть его за живое!

Однако мир всегда сменяется войною, как хорошая погода — ненастьем… В ту пору, как я уже говорил, мир между грозными властителями царил лишь в те дни, когда все они сидели по домам, хмуро поглядывая друг на друга из своих дворцов. Но стоило кому-нибудь не утерпеть и двинуться куда-нибудь за ворота, как и все остальные трогались в путь. Тут-то и поднимались облака пыли на всех дорогах.

Вновь первым покинул свое насиженное место король Амори. Он пошел войной на армянскую Киликию. Причиной было давнее обещание, данное ромейскому императору во время визита в Константинополь. Дело том, что Киликией правил некий Млех, отстранивший от власти своего брата, коего изначально поддерживал Константинополь. У императора в то время было чрезмерно много хлопот, вот он и решил свалить одну из них на своего высокого гостя. Амори же за пиром пообещал Мануилу заняться на досуге бессовестным узурпатором. Император, как известно, сулил Амори большую помощь, если тот начнет войну с мусульманами. Теперь же, когда Салах ад-Дин после опасной размолвки с атабеком целый год тихо сидел в Египте, а сам атабек был озабочен усмирением своих же эмиров, затеявших междуусобицу, король Амори решил, что настало время исполнить свое маленькое обещание, чтобы оправдались надежды на большое обещание императора.

Поводом для похода на Киликию стало одно забавное событие, которому Амори даже втайне порадовался. Некоторое время назад иерусалимский король попытался сосватать свою дочь Сибиллу графу Этьену Шампанскому. Получив приглашение короля, граф решился на далекое путешествие из Франции в Палестину и очутился на Святой Земле, когда там царила невыносимая жара. Едва не расплавившись, граф отверг все посулы, и даже маячивший перед ним вдали иерусалимский трон показался ему лишь обманчивым миражом на краю пустыни. Увы, в отличие от стойких крестоносцев, граф совершенно не переносил зноя. Обливаясь потом, он поклонился Святым Местам, поблагодарил короля за теплый, даже чересчур теплый прием, увери Амори, что главной целью его путешествия было лишь смиренное паломничество, и сказал в заключение, что теперь спешит посетить город, некогда ставший первой христианской столицей, а именно — Град Константина. По дороге же через Киликию все тот же Млех, наглец и негодяй, обобрал благородного графа до нитки. Так что мысленно король Амори выразил Млеху двойную благодарность: за то, что тот наказал неженку и гордеца графа, отвергшего принцессу, и за то, что сам навлек на свою голову праведную месть за оскорбление королевского гостя.

Однако и на этот раз Амори просчитался. Нур ад-Дин успел утихомирить своих петухов как раз к тому дню, когда иерусалимский король вступил в Киликийскую Армению.

И вот Юсуф получил «предписание» от атабека двинуться ему навстречу и соединиться с его войсками на заиорданских землях, у франкской крепости Керак.

— Если ты будешь медлить, то на этот раз великий атабек несомненно придет в Египет, — сказал сыну Наим ад-Дин Айюб. — Доверься воле Аллаха, иного не остается.

— Тогда молись усердно, отец, чтобы мы оба заблудились в пути, — уже не попросил смиренно, а повелел своему отцу и казначею Салах ад-Дин. — Твои молитвы скорее доходят до небес, чем мои… Я готов, как Моисей, бродить по Синаю целых сорок лет, лишь бы только атабек не попался мне на пути, а я — ему.

Начав собираться в поход, он призвал к себе старшего брата, Тураншаха, и сказал ему: