Дмитрий Дмитриев - Осиротевшее царство

— Да мне-то что до этого? С чего ты вздумала моего совета просить?

— А вот с чего, матушка государыня! Ты — святая старица, много горя перенесла и разного несчастья вытерпела, изведала жизнь. Вот Бог и надоумил меня просить твоего совета и последовать мудрым словам твоим. Ещё, матушка царица, ты изволила сказать, что государь привязался к князю Ивану. Правда это… А ведомо ли тебе, что князь Иван ведёт жизнь бесшабашную, разгульную?

— Слышала про то, слышала, вот и боюсь, чтобы мой внук-государь не научился дурным примерам от князя Ивана. Ведь дурное скорее перенимается, чем хорошее.

— А я-то, матушка царица, на что? Став женою князя Ивана, я постараюсь отстранить его от всего дурного… Сердце у него доброе, хорошее; его скоро можно вразумить и от разгула отучить.

— Помоги тебе Господь в этом, Натальюшка! За твоё благое намерение и тебе благо будет.

— Так ты, матушка государыня, благословляешь мой брак с князем Иваном? — радостно спросила Наталья Борисовна.

— Ты, Натальюшка, с первого взгляда пришлась мне по нраву; чистое у тебя сердце, хорошее; я рада твоей судьбе, твоему счастью, только смотри — прочно ли то счастье будет. Я так же, как вот ты, радовалась безмерному счастью, когда выходила за царя Петра замуж, думала, счастью тому и конца не будет, а оно пронеслось, как миг единый. Прости пока, устала я, пойду прилягу. А за князя Ивана выходи. Приедет он в Москву, я с ним сама поговорю.

Счастливой и довольной вернулась молодая графиня Шереметева на Воздвиженку, в свои роскошные палаты.

В пятнадцати верстах от Москвы живописно раскинулась большая усадьба Горенки, принадлежавшая князю Алексею Григорьевичу Долгорукову.

Княжеские палаты были удобны и поместительны. Каменная лестница и дверь с железными затворами вели в большие сени, в которых находилось несколько стеклянных фонарей. В приёмных покоях стояли лавки и стулья, обитые цветными сукнами и кожей; тут же находились и столы, липовые и дубовые, резные, круглые и четырёхугольные; некоторые были обиты кожей, а некоторые покрыты цветными скатертями. На стенах, покрытых обоями вишнёвой камки или камчатными зеленями, местами были прибиты ковры; в каждой горнице находились образа в дорогих окладах; в парадной горнице висел портрет Петра I, писанный на полотне, в золочёной раме; в той же горнице находились большие стенные часы и орган; на дверях и на окнах — суконные красные драпировки.

Более тщательно была убрана горница, предназначавшаяся для приезда государя Петра II; здесь меблировку составляли большие кресла, обитые вишнёвым бархатом и отделанные золотыми и серебряными галунами; резные столы и стулья, дубовый резной шкаф, круглый поставец, роскошная резная кровать, с позолоченным верхом, с зелёною тафтяною занавесью, пуховая перина и такие же подушки с камчатным одеялом; на стенах, обитых китайскими обоями, висело разного рода оружие: пищали, ружья, винтовки, пистолеты, алебарды на древках, пики и прочее; на столах красовались разные вещи — «китайский чёрный шкатул», кругленькие черепаховые, оправленные серебром коробочки с благовонными свечами, дубовая «холмогорская скрыня» с выдвижными ящиками, китайский умывальный ларчик с шуйским мылом и много других безделушек.

Налево от княжеского дома были расположены избы для дворовой прислуги, далее шла берёзовая роща с псарным двором. Конюшни были переполнены породистыми лошадьми, а в каретных сараях находились всевозможные экипажи.

Подвалы и погреба в Горенках были переполнены разными заморскими винами, русскими настойками, различными медами и квасами, а также и всевозможной провизией.

Широко, тепло и сытно жилось в этой подмосковной усадьбе Долгорукова. Однако сам он и его сын Иван безотлучно находились при юном государе, а в Горенках находилась княгиня Прасковья Юрьевна [11] Долгорукова (урожд. Хилкова) Прасковья Юрьевна (1682–1730) — будучи подвергнута опале вместе с семьёй, умерла по дороге в ссылку. с дочерьми, Екатериной и Еленой. Князь Алексей, ослеплённый честолюбием, руководимый только счастливою звездой, которая поставила его, с падением Меншикова, вдруг так близко к государю, думал только о том, как бы не пропустить времени, пока светит ещё звезда. Не зная предела своему честолюбию, он, подобно Меншикову, возымел непременное желание выдать свою дочь Екатерину за императора-отрока, забыв об участи несчастного Меншикова и его злополучной дочери Марии.