Андрей Тюнин - Свенельд или Начало государственности

Благодаря общей непредвиденной остановке мне удалось опередить стекавшийся к детинцу неуправляемый живой поток и незамеченным проскользнуть к замку, у незакрытых ворот которого стоял, стройный рыжеволосый дружинник, заменивший пропавшего без вести Степана.

– У вас все в порядке? – спросил я его.

– Да, – ответил он, не отрывая взгляда от горящего города. – Несколько предателей хотели с оружием в руках ворваться к Рюрику, но мы быстро обезвредили их.

– Твоя семья осталась в городе?

– Мой дом стоял в оружейной слободе, там, где вспыхнули первые пожары.

– Может, твоим родным посчастливилось спастись от ночного кошмара.

– Может быть, – вздохнул дружинник и добавил, – сердце рвется к ним, но долг повелевает оставаться здесь.

Вслед за мной в ворота прошмыгнули несколько заплаканных женщин, тяжело опираясь на плечо испуганного отрока, прошла Сима – жена знатного словена, дальнего родственника Вадима.

– Не все русичи сволочи и изменники – узнав меня, проговорила она – самые лучшие гибнут в огне и опьяненной толпе, отстаивая нашу честь и оставаясь верными данному слову.

До того, как опустилась железная решетка, мне удалось узнать от просачивающихся в замок людей, что часть варягов, предупрежденная о готовящемся насилии, сразу после поминального пира заранее покинула город, что кривичи, не понеся больших потерь, по неперегороженному Волхову на ладьях вышли в Ильмень, что оставшиеся преданными Олегу лучники вместе с весянскими поселенцами пробились к главным Новгородским воротам и скрылись в ближайшем лесу. Несмотря на изощренное коварство и попирание всех святых обычаев, главарям кровавого бунта не пришлось праздновать полную победу. Но почему бездействовал Рюрик, когда каждое неуправляемое его волей мгновение было подобно смерти?!

А князь по-прежнему каменным изваянием стыл у тела Синеуса и даже не оглянулся на звук моих умышленно громких шагов. Я искал проникновенные слова, способные вывести его из полуобморочного состояния, но сказал сурово и грубо:

– Оставь тело брата женщинам, они обиходят покойника. Ты нужен живым! Живые верят в тебя и надеются, что твои обещания не сгорят, как сгорел построенный тобою город.

Рюрик вздрогнул, бритая голова его с хрустом повернулась в мою сторону.

– Ты считаешь, они нуждаются во мне?

– Да, князь!

– Дай мне еще один миг!

– Только один, Рюрик! Только один!

Ревущая толпа бунтовщиков уперлась в высокие стены детинца. Замок не был мощным укреплением, но без осадной башни, тарана и достаточного количества многоступенчатых лестниц взять его штурмом было не просто. Осознав это, толпа пока ограничивалась злобными выкриками и угрозами, но со стороны дымящегося города накатывали новые людские волны, подпирая и раззадоривая и без того опьяненный вином и кровью оскал своей армии. Наш разномастный полуженский гарнизон готовился к решающему бою.

– Надо отразить первый натиск – потом будет время укрепиться и связаться с друзьями, – наконец-то загремел голос Рюрика, – мы выбьем им зубы, пока они как следует не подготовились к штурму.

И все мы зашевелились, приободрились и вздохнули полной грудью. Дружинники заняли самые главные места на башенных площадках и над воротами; женщины затаскивали на стены кипяток в чугунных чанах; подростки волокли на стены мешки, набитые сырой землей; Сима примеривала на себя чью-то кольчугу, пробитую под правым соском ударом копья, и весело приговаривала:

– Ничего, эта дыра и в девках была.

Рюрик удовлетворенно оглянулся и, обращаясь к рыжему дружиннику, огненные кудри которого выбивались из-под шлема, приказал:

– Прокл, спровоцируй их чем-нибудь!

И тот во всю молодецкую глотку зычным басом, не задумываясь, гаркнул:

– Ну что, пьянь подзаборная, на стены залезть – ноги разъедутся!

Прокла услышали.

Толпа взревела с удвоенной яростью, и тучи горящих стрел обрушились на замок, у невесть откуда взявшихся осадных лестниц возникла давка из желающих первыми ворваться на стены, огромное бревно, раскачиваемое на кожаных ремнях, окоренным комлем забухало в ворота, от пара кипяченой смолы и воды, перекошенных лиц, брызжущей во все стороны слюны, крови и пота закружились головы, но мы выстояли, и они отпрянули от замка в дымовую завесу, оставив своих раненых, ошпаренных и искалеченных соратников под ненавистными ими стенами, как оставляют гнить остатки пищи между зубами, когда нет ни сил, ни желания следовать заведенному порядку.