Валентин Рыбин: Азиаты

— Арапку, говоришь? — переспросил Пётр и тоже засмеялся от души.

К середине июля по большому волжскому протоку Бахтемиру потянулись к морю ластовые суда с провиантом и боеприпасами. Сопровождали их в восьмивесельных шлюпках матросы. Береговая служба ставила по протоку красные буи, чтобы не наскочил какой-либо корабль на мель. Восемнадцатого июля снялись с якоря флагманский корабль, на котором находился генерал-адмирал Апраксин — командующий флотом, за ним боевые галеры, а вскоре и царский «Орёл» пока что с убранными парусами, на буксире, двинулся следом. Царь с царицей, астраханский губернатор, несколько свитских офицеров стояли на корме. У штурвала — капитан бота подпоручик Золотарёв. День был жаркий, в дельте Волги стояла влажная духота. В высоких тростниках и на болотцах по берегам Бахтемира властвовал птичий гомон. С криком над реями проносились чайки, иные вились у борта. Екатерина, беря из рук Волынского кусочки азиатской лепёшки, бросала птицам.

— Вот прожорливые твари, — беззлобно ворчал Волынский. — Там-то, на Балтике, чайки, небось, не такие, матушка-государыня?

— Чайки, как и люди, везде одинаковы, — отвечала беспечно царица. — Только и думают о своём чреве. Наглые птицы. А вороны ещё хуже. У Строгановых в Нижнем, перед отплытием в Астрахань, кидала я голубям из окна корм. Слетелись к ним воробьи и несколько ворон. Сыплю я из окна пшеницу, а сама думаю, неужто и вороны зерно клюют? Только так подумала, вдруг вижу — ворона тюкнула носом по голове голубя, другие вороны к ней подскочили и начали терзать голубка. Разодрали на части. Я даже прослезилась от жалости…

— Да уж, матушка-государыня, ворона — зверь — птица, хуже шакала. Помнится, четыре года назад, когда я с посольством из Персии возвращался со слоном и обезьянами, так эти твари житья слону не давали, прямо из-под хобота еду выхватывали.

— То-то он у тебя и сдох, бедняга! — заметила царица и засмеялась, отчего озорные её глаза молодо заблестели и на щеках появились ямочки. Волынский смутился:

— Сдох позже… в Астрахани… Обер-комендант Чириков слона перекормил арбузами. Бывший губернатор простил ему сей грех, но, ей-богу, государыня, будь в ту пору я на месте его, содрал бы я с него за индийского слона три шкуры. Спасибо, шах Хусейн другого слона прислал государю, а то быть бы мне битым царёвым батогом.

— Успеется ещё, — пообещал Пётр, слыша разговор царицы с губернатором. — Грехов у тебя, Артемий, по десятку на день, а благих дел — шиш с маком.

К вечеру корабли начали выходить к Бирючьей косе, занимая небольшие морские лагуны. Загорелись огни на Четырехбугорном маяке. Суда в призрачном свете наступивших сумерек швартовались в длинную линию, бросали якоря. Хлёсткая каспийская волна швыряла их из стороны в сторону, ударяя по бортам, словно проверяя на прочность. И вот понеслась с некоторых судов отчаянная матерщина. Несколько шкоутов, кои с прошлой осени стояли без дела, рассохлись за лето, дали течь.

Адмиральский линейный корабль находился в ста саженях от «Орла», между ними постоянно курсировала шлюпка. Адмирал Апраксин сообщил государю, что палатки и прочий инвентарь к утру перегрузят на двухмачтовые шнявы. К утру Каспий взволновался до трёх баллов, о выходе в море не могло быть и речи. Моряки занялись мелким ремонтом судов. Апраксин переправился на царский корабль. Он был явно удручён состоянием флота. Пугали его неуклюжие ластовые суда, загруженные провиантом. Выход в море затянулся. Прошло два дня, прежде чем разбушевавшиеся волны успокоились. Наконец караван из четырёхсот сорока судов двинулся к Кавказскому побережью.

Первую остановку сделали вблизи Терека, где император рассчитывал встретить идущих из Царицына донских казаков и калмыков. О приближении конницы, однако, ничего не было известно. Прошёл ещё день со стоянкой у горловины залива, затем суда вошли в удобную и защищённую со всех сторон бухту и бросили якоря. Но и здесь, несмотря на безветрие, Каспий плясал мелкой волной. Император спустился в шлюпку, и гребцы направили её к берегу. Следом пошли другие шлюпки, заполненные солдатами пехотных полков. У речки Аграхань на пологом берегу государя встречал бригадир Ветерами с охранным отрядом. Шлюпка со стоящим в ней во весь рост Петром Первым вздымалась и падала на волнах. Гребцы, как ни старались, не могли пришвартовать к берегу. Рассердившись, Пётр хотел было спрыгнуть, но матросы не дали ему этого сделать. Четверо, вобрав в шлюпку вёсла, подхватили доску, усадили на неё царя и вынесли на берег.