Евгений Салиас - Француз

Софья была уверена, что важный барин и дворянин не даст в обиду француза-офицера. Маньяру можно будет перестать быть немым. Но одно смущало ее: как объяснит она свое положение? Каким образом она — русская — бежит и скитается с французским офицером? Не только оно срамно и зазорно, но и будто иной грех и иной срам: измена своим и родной земле.

И Софья решила, что она не скажется русской, скажет, что она была маркитанткой [61] Маркитантка — маркитанты — мелкие торговцы, сопровождавшие войска в походах в европейских армиях. Существовали до начала XX в. в полку. Если она и говорит плохо по-французски, то потому, что она родом гречанка. Уж конечно, не найдется никого в усадьбе, кто мог бы заговорить с ней по-гречески и открыть обман.

Теперь, расспросив подробно старосту об окрестных вотчинах, Софья узнала, что верст за пять есть богатая усадьба помещика-князя, которой французы не тронули, в которой, сказывают, господ нет, но дворовые люди есть; а может, кто из господ окажется, — по этим временам ничего не ведомо.

Наутро, когда Софья проснулась, а Маньяр еще крепко спал, она вышла в соседнюю комнату, где нашла семью старосты. Он объяснил Софье, что по справкам, оказывается, в селе Измайлове все целехонько и сами господа живут, так как у них стоит сотня казаков. Софья разбудила Маньяра и передала ему добрую весть.

Через полчаса они уже весело, закусив чем попало, простились со старостой и двинулись в путь с проводником. Мальчуган Егорка, внук старосты, взялся их проводить до Измайлова.

Еще издали увидели они, что в усадьбе все действительно было так, как сказывал староста. На селе виднелись пешие и конные казаки, и вся усадьба была целехонька. Все смотрело так, как если бы ничего в пределах России не происходило. После погорелой Москвы, после пустых, наполовину сожженных деревень этот уголок показался Софье и капитану уголком рая.

— Что-то будет только? — сказала Софья, вздохнув.

— Увидим! На первые дни я все-таки скажусь русским и немым.

— А я?

— Ты — гречанкой и маркитанткой.

— Но это бессмыслица! — воскликнула Софья.

— Правда! Что-нибудь одно: если я француз, то и ты не русская. Если я русский, то ты должна быть русской, но если я русский, то я должен быть немым.

И Маньяр уже весело рассмеялся, чего не было ни разу за последние дни странствований и всяких бед.

— Ну, увидим! — выговорила Софья и перекрестилась.

Случайно взглянув на мальчугана, она увидела, что двенадцати летний мальчик таращит глаза. И тут только Софья сообразила, что мальчуган, считавший купца немым, изумился, когда этот немой вдруг заговорил, да еще вдобавок не по-русски и непонятно.

— Ну, мы теперь сами дорогу найдем! — выговорила Софья, — Ступай домой, спасибо тебе!

Мальчуган бегом бросился обратно по полю.

— А ведь он скажет, что ты не немой, притворялся, — сказала Софья тревожно. — Это была неосторожность; деревня отсюда недалеко.

— Ну, стало быть, надо говорить правду, — отозвался капитан. — Войдем в село и спросим барина. А ему прямо объясним, кто мы: я переодетый француз, а ты маркитантка нашего полка.

Когда Софья и Маньяр вступили в село, они еще ничего не решили, как сказаться. Но затем, миновав две-три избы, они увидали нечто, что заставило их остановиться и простоять несколько мгновений истуканами…

Они увидели огромный сарай. В окнах, прорубленных как будто вчера, были решетки, и под этими отверстиями сидели в качестве часовых казаки. То же самое было у дверей сарая. Через решетку виднелись французские мундиры, и все лица этих людей, глядевших на улицу, были бледны, суровы или печальны.

Софья и Маньяр переглянулись и, конечно, сразу решили, что она — русская, а он — немой. И когда в эту минуту один из казаков окликнул их словами:

— Откуда вы? Издалеча?

Софья отвечала смело:

— Из-под Москвы бежали. Вот от этих самых! — показала она на окна. — А у вас, видно, их много тут? — спросила она.

— Страсть что наловили! Всякий день ловим. Просто руками берем; прежде их решетили из ружей. И страсть что набили.

— Целое кладбище развели в поле, хоть и валим по четверке, по пятерке в одну яму, — прибавил другой казак.

Теперь ужас охватил Софью. Маньяр тоже понял, в чем дело, хотя слов и не понимал.

— Когда же этих будете расстреливать? — спросила Софья совершенно дрожащим голосом.

— Эфтих не будем, уж очень надоело! Да и барин ждет приказа больше французов не херить, а собирать и в города отправлять. По соседству в усадьбе уже три дня такой указ пришел от начальства. Барин ждет не ноне завтра и себе такого же указа. И пора бы!