Евгений Салиас - Названец

— Вы не знаете?

— Не знаю!.. Знаю!.. Не знаю что!.. Говорите!..

— Его светлость схвачен ночью, заарестован… Брат его и сын — тоже. На площади Зимнего дворца уже полки гвардейские принимают присягу на верность правительнице российской.

Карл, слушая, сидел на лошади, онемев от изумления или, скорее, от ужаса. Мгновенно понял он, что подобное происшествие страшно отзовется и на них.

Адельгейм, будто угадав его мысль, прибавил:

— Делайте то же, что и я! Вы знаете, куда я еду? Вы думаете — в гости? Я еду за Нарвскую заставу, там найду крестьянских лошадей и двинусь куда глаза глядят — хотя бы на время. Теперь все мы погибнем. Со всеми будет поступлено так же, как со Шварцем.

— Со Шварцем?! — вскрикнул Карл. — Что? Где он?

— Арестован этой ночью, после того, что мы разъехались от него, и, вероятно, сидит где-нибудь в каземате.

— О-о!.. — только воскликнул Карл, бросил поводья и схватил себя за голову.

— Скачите скорей домой! Скажите от меня вашей матушке собираться вам всем сию минуту и выезжать. Куда — все равно. Лучше всего в Курляндию. Я могу укрыться около Ревеля. А вам нужно за границу спасаться. Сгоряча будет много арестов и ссылок всех приверженцев герцога. Потом, конечно, все успокоится — и незахваченные теперь останутся на свободе. Ну, прощайте! Часа через два-три я буду уже далеко от заставы. Скажите это вашей матушке! Я не ребенок, и если спасаюсь из столицы, то, стало быть, всем нам выжидать опасно! Соберитесь и вы тотчас! Прощайте!

Карл пустился в карьер и, прискакав домой, бросил лошадь во дворе и стремглав кинулся в дом. Но в доме он нашел уже необычайную сумятицу. Люди сновали, бегали и охали. Оказалось, что Амалия Францевна лишилась чувств при страшном известии и, положенная в постель, уже давно лежит без движения.

Он бросился в спальню к матери и на пороге встретился с сестрой. Тора была бледна как смерть. При виде брата она бросилась к нему на шею. После странного, как бы омертвелого состояния, в котором девушка находилась уже часа два, она теперь сразу разразилась рыданиями на весь дом.

— Тора! Тора! — восклицал Карл. — Надо скорей… Надо уезжать! Сейчас Адельгейм сказал… Он говорит, нас могут арестовать. Я не думаю, но все-таки лучше бы уезжать из Петербурга.

— Непременно… — через силу выговорила Тора и прибавила: — Не успеем. Я жду каждую минуту. Если бы матушка была не в таком положении, мы теперь уже сели бы в экипажи.

— Стало быть, и ты думаешь, что мы будем взяты?

— Ах, Карл, конечно! Непременно… Сегодня же. Крестный отец уже с солдатами увезен из столицы. Куда — неведомо. По всем вероятностям, в Шлиссельбургскую крепость. Мы, как близкие ему люди, непременно окажемся виновны.

— В чем, Тора? Господь с тобой! В чем?

— В чем?! — вскрикнула девушка отчаянно, и глаза ее блеснули ярко. — В том же, в чем были виновны сотни и вся тысяча русских, которых пытали и ссылали за все лето и всю осень. И вот… вот возмездие. Я молчала, боялась признаться, но мне всегда чуялось, что кончится все… вот этак… Да! — И, помолчав, Тора, выговорила глухо: — Герцог-регент… и в каземате! Крестный — сановник, властный, грозный… и сам в застенке, на дыбе… Это невероятно! Все-таки невероятно!

— Неужели ты думаешь, Тора, что даже до этого дойдет?..

— Милый, ты толкуешь, как ребенок…

— Герцог и Шварц все-таки были… не простые какие дворяне…

— А Волынский, обезглавленный по их прихоти?! Сами показали пример… — И, махнув рукой, Тора смолкла.

Разумеется, молодая девушка оказалась права, ожидая беды. Послушаться совета Адельгейма и выехать тотчас, бежать куда глаза глядят было невозможно, так как Амалия Францевна, пораженная событием, не вставала с постели.

Однако Тора не разочла, что было все-таки благоразумнее уезжать и увозить мать даже и больную…

Через два дня после ареста Шварца г-жу Кнаус все равно заставили подняться на ноги.

В доме появились солдаты с простым капралом, который ими командовал. Поднятая дерзко и грубо, больная женщина с дочерью и сыном была перевезена в ту самую канцелярию, где властвовал долго Шварц. Все трое были заключены вместе в одну из больших камер.

В чем заключалась вина семьи Кнаус, разумеется, никто не говорил, ибо не знал. Были составлены списки близких лиц герцога и его клевретов. Клаусы были в числе первых… Этого было достаточно.

Заарестование семьи немедленно повело к тому, что их квартиру ограбили… сначала солдаты, а затем всякие «незнаемые» люди, явившиеся с улицы, когда раскрытый дом был брошен на произвол судьбы, а прислуга со страху разбежалась.