Ашот Мелик-Шахназаров - Олимпионник из Артаксаты

Распоряжение царя выполнялось споро. Всадники перестраивались в образцовом порядке, без суеты. Вскоре Рубен и Мхитар уже докладывали, что оба отряда готовы к выступлению. Выслушав нахараров, царь направил коня сначала к отряду Рубена. Крепкие, загорелые всадники были все как на подбор. Но главное, в их глазах не было и тени страха. Для сопровождения царя Рубен отобрал только добровольцев.

С удовлетворением кивнув головой, Вараздат повернул коня к воинам своего личного отряда. Он подъехал к Мхитару и, не слезая с лошади, обнял его. Это был тот самый нахарар, чью дочь, Ануш, Вараздат принял за юношу в день своего возвращения на родину. Обращаясь к всадникам, царь поднял в прощальном жесте руку и крикнул:

— Передайте поклон родине! Да хранит вас бог!

И затем, помедлив, добавил:

— До скорой встречи!

Круто развернув коня, он придержал его на месте, как бы успокаивая, и тут же тронулся мягкой, неторопливой рысью. Карен, Арсен и Ота Апауни пристроились за ним. Вслед двинулся Рубен со своим небольшим отрядом. Шествие замкнули византийцы во главе с Аврелием, который не решился, а может, не захотел ехать рядом с царём. Мхитар и оказавшиеся под его началом воины царского отряда не спешили поворачивать назад. Они стояли до тех пор, пока Вараздат со свитой не скрылся из виду.

В Константинополе его встретил сын самодержца Аркадий, будущий император Восточной Римской империи, который сам проводил армянского царя на предназначенное для него судно. Это немного рассеяло тревогу Вараздата.

Путешествие морем оказалось приятным. Погода благоприятствовала путешественникам на всём протяжении пути. Пройдя Эгейское море, великолепная имперская трирема, подгоняемая лёгким ветром, свернула к Криту и взяла курс на Сицилию. Вараздат стоял на палубе, вдыхая солёный морской воздух, и до боли в глазах всматривался на проплывающий мимо берег полуострова Пелопоннес. Там, за серебрящимися оливковыми рощами, лежала Олимпия. Этим было сказано всё.

Олимпионик вспоминал Священную дорогу, Деметру на колеснице, Альтиду с её алтарями, храм Зевса в окружении памятников олимпионикам, среди которых не было лишь статуи в честь его, Вараздата, победы.

Собственно говоря, статуя была уже давно готова, но Вараздат решительно воспротивился её посылке в Олимпию. Отлитая в полный человеческий рост, она имела большое портретное сходство. Арсен предложил установить эту статую на рыночной площади в Арташате, а для Олимпии изготовить другую, с некоторыми характерными чертами всемогущего Зевса. Так и поступили. Новую статую предполагалось отправить в Олимпию летом, вместе с пятью или шестью лучшими армянскими борцами и состязателями, среди которых главные надежды царь возлагал на талантливого поединщика Хорена из Эребуни.

Встреча в Риме была столь же учтивой, что и в Константинополе. Пусть в ней не ощущалось особого радушия, но соблюдались все почести, какие обычно оказываются иноземному государю. Флавий Гонорий, сын Феодосия, сам проводил Вараздата в отведённые ему покои. По пути он даже показал ему Колизей и рассказал об устраиваемых там боях гладиаторов. Всё это несколько успокаивало армянского царя и его окружение, но всё же не могло заглушить чувство тревоги. Оно возросло ещё больше, когда утром следующего дня было объявлено, что император встретится со своим именитым гостем наедине. В то же утро Ота Апауни побывал во дворце и передал распорядителю римского двора подарки от царя Армении, предназначенные для императора.

На другой день Вараздат и сопровождавшие его нахарары — Карен, Арсен и Рубен — были препровождены к Феодосию. Главный распорядитель дворца провёл гостей в большую приёмную, расписанную фресками на темы военных сражений. Он усадил их перед инкрустированным серебром столиком из чёрного дерева, на котором стояли сосуды с вином и фруктами.

Оставив чужестранцев одних, распорядитель вскоре вернулся и торжественно возвестил:

— Цезарь ждёт царя Армении!

Затем он бросил многозначительный взгляд на пояс армянского царя, приглашая его отстегнуть оружие, и вежливо проговорил:

— Таков порядок.

Это было явной ложью. Такого порядка не существовало никогда. К счастью, этого не знали молодые нахарары, иначе дело могло бы кончиться бессмысленным кровопролитием. Это нарушило бы планы Вараздата, который надеялся переубедить императора.

Поэтому царь Армении и бровью не повёл. Он молча отстегнул висевший на поясе серебряный меч и, поцеловав, передал его нахарарам. При этом он ободряюще кивнул своим соотечественникам. Сердца четырёх чужестранцев бились в тревожном напряжении. Но внешне они ничем не выдавали своего волнения.