Дмитрий Дмитриев - Два императора

— На старика Кутузова роптали и солдаты, и народ.

— Ну, а вы, Пётр Петрович, одобряете решение главнокомандующего?

— Видите… Он поступил очень обдуманно и дальновидно!.. России нужны солдаты… Под Бородином выбыло из строя около пятидесяти тысяч человек… И если бы произошло сражение под Москвою, то, пожалуй, убили бы ещё столько же, а всё-таки Наполеон вошёл бы в Москву, потому что армия у него больше… Кутузов спас солдат, и этим он оказал России громадную услугу.

— Поймут ли это, Пётр Петрович? Многие упрекают главнокомандующего…

— Не поймут теперь — потомство поймёт и оценит услугу князя Кутузова… Оставим говорить про это… лучше скажите, как вы живёте, служите… Довольны ли начальством? — спросил у Дуровой полковник Зарницкий.

— О, я очень довольна… начальство меня балует, поощряет.

— Так и должно… Вы такая чудная женщина… Ну, а что ваш муж?

— Мы разошлись с ним навсегда.

— Стало быть, вы свободны?

— Свободна, Пётр Петрович… Как ветер в поле, свободна!..

Долго ещё беседовали Пётр Петрович и кавалерист-девица; стали бить зорю, резкий звук барабанов раздался в русском лагере — тогда только Дурова простилась с полковником и отправилась к своему полку.

Что стало с Москвой? Куда девалась её краса? Выжжена, ограблена, разрушена, как будто над Москвой пронёсся страшный ураган и своею силою всё разрушил, всё сокрушил. Сердце москвичей, возвращавшихся на своё пепелище, обливалось кровью… горькие слёзы душили их при взгляде на родной город.

Было октябрьское морозное утро. Несмотря на то что зима ещё не наступала, стояли такие холода, как среди зимы; эти холода и поторопили французов выйти из Москвы.

По выжженной и опустошённой Никольской улице шли две женщины: одна цвела здоровьем и молодостью, другая была болезненная, исхудалая; это были Марья, мать Николая Цыганова, и его жена Глаша.

Во время занятия Москвы французами обе женщины укрывались в Сокольническом лесу; там, у лесничего, в полуразвалившейся хибарке, приютились Марья со своей невесткой; хлеб добывали они в находящейся вблизи Сокольнического леса деревушке, и как только проведали, что французы оставили Москву, обе женщины поспешили в город, где на Остоженке у них был небольшой, но красивой архитектуры домик, хорошо обставленный, который купил Николаю и его матери князь Владимир Иванович Гарин и где тихо и мирно жили они до рокового 1812 года. В этот тяжёлый год Николай пошёл в ополченцы, а его мать и жена укрылись от неприятеля в лесу; всё, что составляло ценность, взяли они частью с собою, а частью зарыли глубоко в своём саду. Теперь, когда миновала лихая пора, Марья и Глаша возвращались в своё жилище; шли они тихо, робко оглядываясь по сторонам; Марья от усталости едва волочила ноги.

— Матушка, устала ты, сердечная? — с участием спросила у Марьи молодая женщина.

— Устала, Глаша, ноги болят, и сердце что-то сильно щемит, замирает, — ответила Марья, тяжело дыша.

— Это, родная, от усталости. Давай вот тут присядем, отдохнём, — сказала Глаша и села на обгорелые брёвна.

Марья последовала её примеру.

Улица, по которой они шли, была завалена обгорелыми брёвнами, мусором, железом, изломанною мебелью. По правую сторону улицы находились торговые ряды, и буквально все лавки были ограблены; чего французы не могли унести с собою, то выкидывали на улицу и предавали уничтожению, то есть рвали, коверкали, ломали.

— Цел ли, матушка, наш дом-то? — тихо спросила у свекрови молодая женщина, посматривая на всеобщее пожарище и разрушение.

— Где уж — чай, одни стены остались, — печальным голосом ответила Марья.

— Что ж, о том много печалиться нечего — не нас одних постигло несчастье. А на людях, матушка, и смерть красна.

— Где сын, где Николушка, жив ли он?

— Про то один Бог знает, родимая.

— Поди, его убили супостаты — ох, боюсь, недаром стосковалось моё сердце.

— Родимая, не говори так — мне и подумать о том страшно!

— Много супостаты пролили христианской крови — и за это злодейство Господь воздаст им сторицею!

— Немало, матушка, и французов наши побили.

— Все, все погибнут они — с мечом вошли они в землю русскую, от меча и погибнут.

Немного отдохнув, Марья с Глашей подошли к осиротелому Кремлю. Жалкую картину представлял собою священный Кремль: он завален был разным мусором, кирпичами, поломанною мебелью, сеном, соломой, человеческими и лошадиными трупами, поломанными экипажами, а также и иконами, которые французы повыкидывали из церквей. Некоторые иконы были расколоты на несколько частей. У колокольни Ивана Великого громоздились целые горы кирпичей и камней разрушенного от подкопа здания; тут же лежали два больших колокола, упавшие от взрыва с Ивановской колокольни.