Лью Уоллес - Бен-Гур

Теперь Бен-Гуру яснее представились последствия его поступка, но он не поколебался.

— За три года рабства, о трибун, ты был первым, кто обратил ко мне добрый взгляд. Нет, нет! Был другой. — Голос прервался, глаза подернулись дымкой, и он увидел склоненное над собой лицо мальчика, подавшего воды в Назарете. — По крайней мере, — продолжал он, — ты был первым, кто спросил, кто я; протягивая руку за тобой, уже не видящим, последний раз скрывающимся под водой, я, безусловно, думал, сколь многим можешь ты быть полезен мне в моем несчастье, однако мной двигал не только эгоизм — поверь. Более того, Божьей волей познав теперь, что желанный мною исход достижим только чистыми средствами, я скорее умру вместе с тобой, чем стану твоим убийцей. Воля моя так же тверда, как твоя, и ты не изменил бы ее, предложив весь Рим. Распоряжайся наградой по своему усмотрению, трибун, — я не убью тебя. Твои Катон и Брут — младенцы по сравнению с Евреем, оставившим нам Закон.

— Но моя просьба. Разве…

— Приказ весил бы больше, но и его не хватило бы. Я сказал.

Оба ждали в молчании. Бен-Гур часто бросал взгляды на приближающееся судно. Аррий лежал безразличный, с закрытыми глазами.

— Ты уверен, что это враг? — спросил Бен-Гур.

— Полагаю — да, — был ответ.

— Она останавливается и спускает лодку.

— Ты видишь флаг?

— Нет ли другого знака, по которому можно узнать римлян?

— Если галера римская, на верхушке мачты должен быть шлем.

— Так радуйся же! Я вижу шлем.

Однако Аррий не был убежден.

— Люди в лодке подбирают спасшихся. Пираты не столь гуманны.

— Они могут нуждаться в гребцах, — ответил Аррий, вспоминая, быть может, собственный опыт.

Бен-Гур не спускал глаз с неизвестных.

— Корабль удаляется.

— Куда?

— Направо, где стоит брошенная, как мне кажется, галера. Они движутся к ней. Пристали. Послали людей на борт.

Аррий открыл глаза.

— Благодари своего Бога, — сказал он Бен-Гуру, присмотревшись к галерам, — благодари своего Бога, как я благодарю своих. Пираты потопили бы это судно, а не спасали его. По этому и по шлему на мачте я узнаю римлянина. Победа за мной. Фортуна не покинула меня. Мы спасены. Маши, кричи им, зови их скорее. Я буду дуумвиром, а ты!.. Я знал твоего отца и любил его. Он был настоящим князем. От него я узнал, что евреи не варвары. Я возьму тебя с собой. Я сделаю тебя своим сыном. Возноси хвалы своему Богу и кричи матросам. Скорее! Нужно продолжать погоню. Ни один разбойник не должен уйти. Торопи их!

Иуда приподнялся на доске, замахал рукой и закричал изо всех сил; наконец, ему удалось привлечь внимание матросов на лодке, и их подобрали.

Аррия встретили на галере со всеми почестями, полагающимися герою и любимцу Фортуны. Заняв установленное на палубе ложе, он выслушал подробности последней части сражения. Когда все спасшиеся были подняты на борт, а захваченное судно положено в дрейф, он поднял флаг командующего эскадрой и поспешил на север, чтобы присоединиться к флоту и завершить победу. В должное время пятьдесят кораблей, спускавшихся по каналу, перехватили бегущих пиратов и уничтожили, либо взяли в плен всех, до последнего человека. Венчали славу трибуна двадцать захваченных кораблей врага.

По возвращении из экспедиции Аррия ждала теплая встреча на молу в Мизене. Внимание друзей сразу привлек сопровождавший его молодой человек, и, отвечая на вопросы, трибун прочувствованно рассказал историю своего спасения, представив таким образом незнакомца. При этом он тщательно избегал упоминать об истории самого юноши. В конце рассказа он подозвал Бен-Гура и сказал, положив руку на его плечо:

— Добрые друзья, перед вами мой сын и наследник, и, поскольку ему предстоит получить всю мою собственность, если богам будет угодно, чтобы я оставил ее, я называю его вам своим именем и прошу любить, как любите меня.

Как только представилась возможность, усыновление было оформлено законным образом. Так храбрый римлянин сдержал слово, данное Бен-Гуру, и ввел его в мир империи. Через месяц после возвращения Аррия armilustrium был со всей пышностью отпразднован в театре Скаурус. Целая сторона сооружения была занята военными трофеями, среди которых наибольшее восхищение вызывали двадцать корабельных носов, к которым были добавлены aplustra, срубленные с тех же галер, а над ними на обозрение восьмидесяти тысячам зрителей был выставлена надпись:

ЗАХВАЧЕНО У ПИРАТОВ В ЗАЛИВЕ EURIPUS КВИНТОМ АРРИЕМ ДУУМВИРОМ