Лью Уоллес - Бен-Гур

— Никогда!

Он улыбнулся серьезности восклицания.

— Иудейский князь или кто-нибудь другой скоро придет, заявит права на мою Тирзу и уведет ее светить другому дому. Что тогда будет со мной?

Она только всхлипывала в ответ.

— Война — это ремесло, — продолжал он более торжественно. — Чтобы изучить его в совершенстве, нужно идти в школу, и нет лучшей школы, чем римский лагерь.

— Ты же не будешь сражаться за Рим? — спросила она и затаила дыхание.

— И ты, даже ты ненавидишь его. Весь мир его ненавидит. В этом, Тирза, смысл ответа, который я тебе дам: да, я буду воевать за него, а взамен он научит меня тому, как однажды начать войну против него.

— Когда ты едешь?

Послышались шаги возвращающейся Амры.

— Чш-ш! — сказал он. — Ей не надо знать об этом.

Верная рабыня принесла завтрак и поставила поднос на табурет перед ними, сама же с белой салфеткой на локте встала рядом. Они ополаскивали в воде кончики пальцев, когда раздался шум, привлекший их внимание. Это были звуки военной музыки, приближавшейся к дому с севера.

— Солдаты из Претории! Я должен видеть их, — воскликнул Иуда, вскакивая с дивана.

Мгновение спустя он смотрел, перегнувшись через черепичный парапет в северном углу крыши, и был настолько поглощен, что не заметил , как подошла Тирза и положила руку на его плечо.

Поскольку дом был выше всех других в округе, с него открывался вид до самой Башни Антония на востоке — огромного неправильного сооружения, в котором, как уже говорилось, размещался римский гарнизон. Улица шириной не более десяти футов во многих местах пересекалась мостиками, на которых, как и на окружающих крышах, начинали собираться мужчины, женщины и дети, привлеченные музыкой. Вряд ли это слово вполне подходит к реву труб, столь приятному для солдатских ушей.

Вскоре перед домом Гуров появился строй. Впереди — легко вооруженный авангард, преимущественно пращников и лучников, чьи шеренги и колонны разделялись большими интервалами; за ними шла тяжелая пехота с большими щитами и копьями, точно такими же, какими сражались под Илионом; затем музыканты, а потом скачущий в одиночестве офицер, за которым следовала конная охрана; за ними снова колонна тяжелой пехоты, чей плотный строй занимал всю улицу от стены до стены и, казалось, не имел конца.

Загорелые руки и ноги, ритмичное покачивание щитов, блеск начищенных доспехов, плюмажи над шлемами, значки и копья с железными наконечниками, наглый, уверенный шаг, точно выверенный по длине и ритму, торжественное, но настороженное выражение лиц, машиноподобное согласие всей движущейся массы — все это производило впечатление на Иуду, но даже не видом своим, а неким ощущением. Два объекта задержали его внимание: орел перед легионом — позолоченное изображение на высоком древке, поднявшее и соединившее над головой свои крылья (он знал, что эта птица, когда она выносилась из Башни, получала божественные почести) — и скачущий в колонне офицер. Голова его была обнажена — за этим исключением он был в полном вооружении. У левого бедра висел короткий меч, но в руке римлянин держал жезл, похожий на свиток белой бумаги. Под ним вместо седла была пурпурная попона, так же, как шелковые поводья, украшенная длинной бахромой.

Прежде чем человек приблизился, Иуда заметил, что его присутствие приводило зрителей в яростное возбуждение. Они потрясали кулаками, сопровождали его громкими выкриками, плевали, когда он проезжал под мостиками, женщины даже швыряли свои сандалии и иногда так метко, что попадали в него. Когда он подъехал ближе, можно было разобрать выкрики: «Злодей, тиран, римская собака! Убирайся вместе со Шмуелем! Верни нам Анну!»

Когда человек в венке подъехал, Иуда Бен-Гур увидел, что он не разделяет равнодушия, столь превосходно демонстрируемого легионерами; лицо его было мрачно, а во взглядах, которые он изредка метал на своих недоброжелателей, было столько угрозы, что робкие отшатывались.

Парнишка слыхал о традиции, происходившей от обыкновения первого Цезаря, согласно которой старшие командиры появлялись на людях в лавровом венке. Поэтому знаку он догадался, что офицер — ВАЛЕРИЙ ГРАТУС, НОВЫЙ ПРОКУРАТОР ИУДЕИ!

По правде говоря, попавший в переплет римлянин вызывал сочувствие молодого еврея, и когда прокуратор доехал до угла, Иуда перегнулся еще дальше, чтобы рассмотреть его, и положил руку на черепицу, которая давно уже треснула и едва держалась на своем месте. Веса руки оказалось достаточно, чтобы внешний кусок отломился и начал падать. Ужас пронзил мальчика. Он попытался схватить обломок. Со стороны это выглядело, как бросок. Попытка не удалась — нет, благодаря ей снаряд отлетел еще дальше от стены. Иуда закричал изо всех сил. Солдаты охраны посмотрели вверх, то же сделал и вельможа, в этот момент обломок ударил его, и он замертво упал с коня.